Резервация монстров: Одна среди них (СИ) - Тая Ан
2.
Из старой оконной рамы нагло пялилась темнота, круглые пластиковые часы с треснувшей секундной стрелкой неумолимо констатировали полночь. Мы с Германом сидели на кухне и общались на актуальную нынче тему. Точнее, общался он, а я морщила нос и молча сокрушалась о несвоевременности визита.
Он мусолил в ладонях резную курительную трубку из темного дерева, прекрасно зная, как мне нравится ее горьковато-ванильный дым. Мужчина смотрел на меня сквозь него глазами такого же цвета, светло-серыми, с редкими темными крапинками, изредка нездешне мерцающими при определенном освещении. А через полотно ванильного дыма они и вовсе казались его непосредственными источниками. Пришлось демонстративно встать и открыть окно на проветривание. Из вредности, дабы выразить ноту протеста хоть бы и таким детским способом. Вернувшись на место, я уловила укоризну в его взгляде и, отвлекшись на потолок, проследила, как горько-ванильный призрак потянул длинные руки на свежий воздух, ибо здесь все уже прокоптилось за те полчаса, что Гер тщетно пытался на меня повлиять. Я в который раз жалела, что открыла ему дверь. Отчего бы не прикинуться спящей, например? Зная о моей социопатической натуре, он не стал бы настаивать. Наверное. Эх. Все как обычно, сначала сделать, потом пожалеть о своей мягкотелости. В этом я вся.
– Ну что? – он слегка постучал кончиками пальцев по столешнице, чтобы привлечь внимание. – обрадуй старого друга.
Вообще, на вид старому другу было около тридцати – тридцати двух, но, так как мне было на порядок меньше, то он позволял себе таким образом выделять разницу между нами. Давно привычный для моего уха легкий акцент, смягчающий твердые согласные и растягивающий гласные, придавал звучанию его речи особую индивидуальную знакомость, что значительно отличало этого человека от остальных.
Не желая больше встречаться с ним глазами, дабы избавить себя от лишних душевных терзаний от их укоризны, я снова отвернулась к окну. Еще увидев друга на пороге, я уже знала о цели его визита и бесполезности последующих уговоров. Не люблю делать хорошим людям неприятно, но чаще всего выходит не так, как я люблю. Ведь когда-то он мне очень и очень нравился… Но редко когда люди соответствуют ожиданиям на все сто, и со временем со шкалы «очень нравится» мое отношение к Герману съехало на шкалу «пусть будет», ибо хорошие друзья все же на дороге не валяются.
Вот бывают же индивиды, обладающие талантом уворачиваться от неприятных разговоров, и обращать беседу в нужное им русло. Но я, к, сожалению, к ним не отношусь, поэтому приходилось обходиться партизанским молчанием и мученическим сжиманием вспотевших ладошек, как если бы они были виновны в отсутствии у своей хозяйки лишней изворотливости. Мужчина протяжно вздохнул. Воздух от его дыхания пошевелил прядку волос, покоившуюся на моей щеке. Пришлось повернуться и снова взглянуть в лицо незваному гостю.
– Последний раз, Рин, я задам вопрос последний раз. А ты ответишь односложно, да или нет. – Он терпеливо подавил рвущееся наружу раздражение, пригладил рукой пепельно-русые волосы, смахнув со лба надоедливые длинные пряди. Я страдальчески скривила губы, в очередной раз жалея, что отрыла ему дверь. Сидела бы себе, притихнув, ведь мало ли где я могла оказаться ночью? Ну да, мало ли… Зачем врать самой себе. Ведь в этом случае Гер, зная, что я дома всегда, сломал бы дверь, и был при этом полностью прав. Тем не менее, не самая лучшая стратегия с его стороны заставлять человека принимать верное решение, вот так надавливая «последним разом».
– Рин?!
– Угу, – не оборачиваясь, я все же снизошла я до ответного кивка. Пусть разглядывает профиль. Ему всегда особенно нравился мой кукольный, как он выражался, вид сбоку. Пускай порадуется напоследок. Я усмехнулась той стороной губ, которая была ему не видна.
– Что угу? Ладно. – Он сцепил пальцы, облокотившись локтями о столешницу, и нахмурил темные брови. – Тебе ну никак нельзя соглашаться на эту работу, там крайне, крайне опасно, Рин. Весь костяк Организации - стайка старых филинов, которым плевать на новичков, вроде тебя. Они держатся за свои уютные кресла, ни дай бог придет молодой веселый энтузиаст и заставит их подвинуться. Всю молодежь распихали по дальним командировкам, но одно место осталось, куда даже молодежь соваться боится.
Никто из знающих ситуацию туда не рвется. Вся Организация в курсе, что из сектора Т можно не вернуться, уже два человека пропали, а искать их в тех условиях просто нереально. Деньги хорошие, я не спорю, но они не стоят такого риска, Рин. Если хочешь, я компенсирую тебе отказ в том же размере, только останься здесь. Ты молодая красивая девушка, тебе есть что терять, какого черта ты собралась себя законсервировать на этой плесневелой базе с возможной перспективой не возврата?
Я усмехнулась, на этот раз открыто, – тебе-то какая разница, Гер? Я уже все решила и не собираюсь больше мучать эту тему.
На его лице появилось упрямое выражение.
– Ты хороший человек и мой друг, Ри. И мне будет очень плохо, если с тобой что-то произойдет. Как только я узнал, кого утвердили на должность, тут же сорвался к тебе, чтобы отговорить не сходить с ума, и послушать знающего человека. В институте все молодые специалисты с лаборантами и практикантами бесшумным строем по стеночке ходят, лишь бы на них не показали пальцем, сказав, вот он подходит, пакуйте его на базу. Они боятся этого как огня. А старые не парятся потому, что знают – хорошие кадры организация терять не захочет. Поэтому в эту гнилую базу и сажают молодежь, типа посвящение. А облажаются, жалеть их никто не будет. Таких молодцов у них пачками, это расходный материал. Короче, глупо, опасно, скучно и нечего делать, вот тебе краткое описание этой должности. Ну так что, – он с энтузиазмом гипнотизёра – самоучки вгляделся в мое лицо, – все еще хочешь поработать козой отпущения?
Я честно сделала вид, что задумалась. С одной стороны, я прекрасно его понимала. С другой у меня были причины, о которых Герман мог только догадываться. И они явно перевешивали его доводы. Он думал, что знал и видел
