После потрясений - Руби Диксон
Но теперь, когда Рухар разлил все мои средства для дубления, я должен придумать другой способ сделать шкуры мягкими. Я не хочу тратить их впустую.
— Я буду работать, несмотря на помощь Рухара.
Раскаты смеха Хар-лоу эхом отдаются в странной пещере. Она встает на ноги, и я тоже. Ее руки обвивают мою шею, и она наклоняется ближе, ее взгляд такой нежный, что у меня начинает болеть член.
— Может быть, после того, как мы уложим его спать, ты проведешь мне экскурсию по мехам?
Мне нравится эта мысль.
— Я смогу уложить его в постель пораньше.
Она хихикает в ответ на мое поддразнивание и целует меня.
— Я оставлю вас двоих заниматься вашей работой и вернусь к своим проектам.
Я касаюсь ее руки, когда она уходит, отчаянно желая снова прикоснуться к своей паре. Иногда трудно позволить ей работать, когда все, что я хочу сделать, это схватить ее и стянуть с нее кожаную одежду, пока она не окажется обнаженной и подо мной. Я рассеянно потираю собственную обнаженную грудь, радуясь, что мы далеко от племени, и я волен одеваться так, как мне заблагорассудится — не более чем в набедренную повязку.
— Да-да! — Рухар зовет меня и поднимает руки, приветствуя.
— Я здесь, — говорю я ему и поднимаю его на руки. Мой сын. Думал ли я, что моя жизнь не была полной без моей второй половинки? Я испытываю ту же неистовую любовь к своему маленькому сыну, но по-другому. Он — мое сердце, точно так же, как и моя Хар-лоу.
Мое «сердце» булькает и хлопает меня ладонью по подбородку.
— Да-да!
— Да-да, теперь поработаем, — соглашаюсь я, беря его под мышки. — Пойдем. Мы будем дубить кожу.
***
Работать с маленьким комплектом под ногами — сложно. У Рухара есть мягкое одеяло, на которое я кладу его, чтобы он мог поиграть, пока я соскребаю большую шкуру двисти, которую я растянул на снегу. Поскольку у меня нет мозгов и кишок этого существа, я натираю кожу жиром, а затем соскабливаю ее, чтобы попытаться смягчить… в промежутке между поисками Рухара. Мой сын сейчас ползает и использует любую возможность, чтобы убежать.
Я вытаскиваю его из ближайшего сугроба и снова укладываю на одеяло. Это игра, в которую он любит играть. Он уползает, и я нахожу и кладу его обратно. Он уползает прочь. Я кладу его обратно. Он уползает прочь. Я кладу его обратно. Рухар находит это забавным.
И даже при том, что я не могу много поработать над шкурами, я также не могу злиться, когда он улыбается мне, его рот полон слюны, а десны подчеркнуты двумя маленькими кривыми клыками.
— Останься ненадолго, — снова говорю я ему. — Мы поиграем в игру позже. — Скоро зайдет солнце, и мне придется упаковать свои шкуры и отнести их обратно в пещеру. Это грязная задача, и поэтому я делаю это снаружи, на снегу, недалеко от входа в пещеру.
Я сажусь за свою шкуру.
Рухар немедленно отползает в сторону.
Я вздыхаю и ползу за ним — и дрожь пробегает по моим ногам. Я покачиваюсь, перекатываюсь на спину, сбитый с толку. Это я? Почему мое тело дрожит? Но затем Рухар издает сердитый вопль, и я понимаю, что это не я.
Это земля.
Она снова дрожит, а затем начинает перекатываться и дрожать сильнее. Я поднимаю своего сына, не обращая внимания на его испуганные крики, и смотрю на окружающий мир. Все вокруг трясется. Деревья вдалеке раскачиваются взад-вперед, как будто их застигла буря. Земля дрожит у меня под ногами. Я слышу звук трескающегося льда, и неподалеку от меня огромное ущелье раскалывает землю. Сначала оно маленькое, а затем становится шире и начинает змеиться по снегу, расширяясь по мере продвижения.
Хар-лоу. Моя пара.
— Хар-лоу! — кричу я, глядя на Пещеру старейшин. Пока я наблюдаю, трещина движется в сторону пещеры. Я мчусь за своей парой, но потом земля уходит у меня из-под ног, и я теряю равновесие. Я осторожно перекатываюсь, прижимая сына к себе, чтобы мой вес не раздавил его, и защищаю его тело своим. Весь мир вокруг меня стонет и содрогается, а снег дико трясется подо мной.
Что происходит?
Мир погружается во тьму, и я слышу стон чего-то нового. Раздается хруст. Густой снег каскадом обрушивается на мое тело, падая сверху. Я стряхиваю это с себя, как тряпку, и поднимаю взгляд. Пещера увеличилась в размерах, странный камень, из которого она сделана, раскрылся. И это… странно. Я удивленно хмурюсь, глядя на это. Это сделала Хар-лоу? Она научилась, как заставить ее двигаться?
Земля у меня под ногами трясется сильнее и сильно смещается, и меня отбрасывает назад. Ошеломленный, я поднимаюсь со снега. Рухар плачет, его лицо покраснело от гнева, и он поднимает руки, чтобы я снова поднял его. Я так и делаю, низко пригибаясь к снегу. Я не смею встать и снова быть сбитым с ног.
Когда я прижимаю к груди своего испуганного сына, тень поднимается. Хруст становится громче, и пока я наблюдаю, пещера сползает в ущелье.
НЕТ, МОЯ ПАРА. Она внутри. Она в ловушке.
— Хар-лоу! — я кричу так громко, что чувствую, как что-то лопается у меня перед глазами. Я хочу подойти к пещере, когда она скользит, но мой сын у меня на руках. Я разрываюсь на части — могу ли я спасти свою вторую половинку? Что, если я опущу Рухара в снег и дикие мэтлаксы схватят его? Я не могу! Я мчусь вперед, проваливаясь в только что глубокий снег, молясь, чтобы он не покрыл новые трещины или скрытые опасности. Все это время пещера медленно сползает назад, в ущелье. Пока я с ужасом наблюдаю, вся эта штука наклоняется и переворачивается, как костяной диск, обнажая внутренности пещеры с нижней стороны и оставляя под ней черный шрам на том месте, где она была раньше.
Все это исчезнет под землей и унесет с собой мою пару?
Я должен что-то сделать.
Я мчусь вперед вместе с Рухаром, крепко обнимая его. С каждым шагом, который я делаю, неприятное ощущение в моем животе растет. Я жду, когда этот момент станет еще хуже, когда пещера полностью уйдет под землю и исчезнет.
Она вздымается вертикально, как палец, указывающий в воздух, а затем сильно вздрагивает. И движение прекращается.
Все останавливается. Земля больше не трясется от гнева.
