Семь ступеней в полной темноте - Павел Георгиевич Чагин
Кормил он ее на удивление хорошо. Всегда приносил полную корзину. Там были и фрукты, и приготовленное на огне мясо, и молодое вино. Однажды даже принес чашу остывшей крови. Очень кстати… ведь именно этого ей хотелось той проклятой ночью. Пролить много свежей горячей крови. Впрочем, нужды то в этом не было особой. Все ее гордыня! Желание владеть и побеждать… Она забыла о главном, чему ее учили – никогда нельзя недооценивать противника. Друг то или враг. Даже если он слаб, болен или безоружен. В борьбе за жизнь правил нет. Зато, теперь было время подумать об этом. Море времени, и темный подвал… И эти цепи! Боже, как же все чесалось! Как ныли перетянутые крылья и растревоженная промежность. Как больно, неприятно, а главное – дико обидно! Не для этого она рождена, не так должна закончить жизнь!
Ей так хотелось кинуть кличь о помощи, чтобы ее сородичи налетели и сровняли этот городок с землей. Но она прекрасно понимала, что крестьяне расправятся с ней куда быстрее чем придет помощь… И потом, что она скажет!? Как объяснит все это? Боже… какой позор!!! Да и с сородичами, она, пожалуй, погорячилась. Кто знает, что ее ждет в их руках после всего содеянного…
Пока ненавистные мысли раздирали ее изнутри, кузнец, напористо понуждавший ее плоть, вдруг замер и прислушался… Различив в тишине сдавленный девичий плачь, он и вовсе растерялся. Глядя, как она тихо, почти беззвучно стенает, он уже не мог продолжать. Ненавистное живое орудие, мгновенье, назад взбивавшее ее соки в пену, как-то сразу обмякло и выскользнуло наружу. Вид у кузнеца теперь был сконфуженный и удрученный. Что-то явно было не так… она точно почувствовала в нем перемену. Постояв в нерешительности какое-то время, ненавистный мучитель все же омыл ее, не глядя подвинул еду и удалился.
Издавна повелось, что гарпии – дикие ненасытные твари с жуткими голосами и отвратительными, уродливыми мордами. Их следовало нещадно жечь и избивать по всем канонам церкви. Истинно верующему человеку и в голову не могло прийти, что-то иное, но это… Кузнец не спал почти всю ночь. Ворочался и мучился всякими мыслями. А не ошибся ли он… в праве ли такое творить!? Снова в голову пришел рассказ старца. Ведь если быть с собой честным, он описывал гарпий иначе, приравнивая к животным, к тварям с мерзкими повадками и ненасытным аппетитом. Кузнец по сути своей не был человеком жестким и никогда не одобрял истязаний беззащитных, пусть даже тварей. Но в какой-то момент терпение его лопнуло, и он пошел-таки на поводу своей похоти. Смалодушничал, и закрыл на это глаза. Нужно было что-то решать.
Глава 2. Ошибка кузнеца.
На утро, отпустив заказчиков, он сказался больным и закрыл кузню на засов. Он всегда был замкнут и не общителен, а потому никто из селян ничего не заподозрил. Обойдя весь дом, он методично запер двери, ставни и занавесил окна второго этажа.
Когда он пришел много раньше обычного, пленница вздрогнула. Она дремала в углу и не увидела, как он вошел, но услышала тихий лязг металла, и тотчас проснулась. Кузнец по-хозяйски обошел подвал и вынул тряпки из маленьких окошек, что под самым потолком. Через них нельзя было что-то увидеть, но мягкий утренний свет хорошо пробивался снаружи, заливая собою почти весь пол. Затем, он сел на скамью, напротив нее и задумался. Впервые они могли рассмотреть друг друга как следует. Судя по шрамам на лице и руках, она его хорошо отделала в ту ночь. Да, это было приятно, однако, с осознанием этого лучше ее положение не стало. Ведь победил все же он.
Сейчас гарпия представляла собой жалкое зрелище. Обрывки ткани, связанные грязные крылья. Помятые исцарапанные латы, которых быть бы на ней совсем не должно.… вернее, то, что от них осталось. Насмотревшись вдоволь, кузнец встал. Цепи вновь натянулись, и она приготовилась к худшему… чресла предательски намокли. Но, нагибать ее от чего-то не спешили. Вместо этого деву поставили в полный рост и зафиксировали в таком положении. Кузнец подошел вплотную. Он был нетипично крупным мужчиной, лет около тридцати, но она все же на целую голову возвышалась над ним, и не уступала размахом в плечах. Приняв этот факт, он подставил скамью и лица их поравнялись. С минуту оглядывая позолоченный шлем, похожий на голову птицы, он попытался снять его. Сразу не получилось, но провозившись несколько минут человек нашел-таки две хитрые защелки и, вскрыв забрало, кинул шлем в угол.
Их глаза встретились. Его спокойный осознанный взгляд уперся в полные ненависти глаза. Было неприятно, но вопреки всем ожиданиям и пересудам… ее лицо не было уродливым! Сомнений в этом не оставалось. В сравнении с тем, что он ожидал увидеть – лицо ее было совершенно…. Ненавистно суженные глаза с расширенными, полными злобы зрачками, обрамляли локоны блестящих рыжих волос, местами сплетенных в косы. Нос ровный и прямой, чуть вздернутый кончик которого злобно заострился. Полные, плотно сжатые губы, и правильный, чуть выдающийся вперед подбородок. Сильная, но красивая шея, подчеркивающая ее осанку. А главное, ее кожа… золотистая, мягкого серого тона, и удивительно гладкая. Если не считать застарелой ссадины с кровоподтеком на ее скуле....
Кузнец забыл зачем пришел. Он просто стоял и зачарованно любовался ее чертами. Взгляд его был каким-то чистым и совершенно открытым… Странно, но это смутило ее. Она вдруг заморгала и опустила взгляд, словно получив заслуженную пощечину.
Однако он все же пришел в себя. Вслед за шлемом в угол полетели и латы, и наручи, и все одеяние, что на ней оставалось к тому моменту. У него были проворные, теплые руки и сердце ее стучало сильнее, когда он касался кожи. Если бы кузнец сейчас почесал ее спину между крыльями, она бы, наверное, простила ему все. Еще никому и никогда не было позволено так касаться ее. Тем более смертному! Но его это не заботило. В голову пришла фраза: "Победителю можно все". Но она тут же прогнала ее.
Наконец, закончив с латами, он снова заглянул в ее глаза. Дева обиженно отвернулась. Подумав о чем то, он решительно обнял ее, бесцеремонно прижавшись небритой щекой к обнаженной груди. Возмущению не было предела, но, случилось неожиданное: Скользнув по ее сильной спине, руки кузнеца нащупали тугой узел и… его не стало! Она не сразу осознала, что мешковина слетела на
