Невеста проклятой крови - Мара Дарова
Её тогдашняя решительность спасла молодого графа и саму Цинтию от тяжелой судьбы. В эту ночь их мать, графиня Сааф окончательно обезумев от горя утраты, бросилась с северной башни замка, оставив своих детей сиротами.
Если бы не подписанные Цинтией бумаги о регентстве, ещё до того, как мать была бы предана земле, их сосед, барон Снейге прирезал бы Габриэля и выдал бы Цинтию насильно за своего сына Брота, получив тем самым титул графа и земли Стаафов в свои владения.
Стоя на похоронах матери, Габриэль всё никак не мог поверить, что в четырнадцать лет он стал сиротой. Как же это могло случиться с ним, потомственным графом из дома Стааф, чья ветвь берет своё начало от самих нормундов, тех, кого люди звали бессмертными за их необычайное, сравнимое с эльфами, долголетие. Габриэлю всегда казалось, что он вырастет, женится, обзаведётся детьми, и на представление его старшего ребенка богам стихий будут присутствовать и отец, и мать… все такие же молодые. Тогда он внешним видом сравняется с ними, словно они одного возраста. Представлял, как вся его семья гордо шествует к алтарной чаше в Храме Стихий. Но судьба распорядилась иначе: его родители, прямые потомки нормундов, были мертвы.
До слуха Габриэля, вырывая из печальных мыслей о прошлом, донесся цокот конских копыт. Граф поднялся со своего места и выглянул в окно, ожидая, кто же появится во дворе. Не прошло и минуты, как перед его взором предстали всадники, всего семеро, все в дорожных плащах, пятеро на рослых лошадях и двое на млутах - низеньких гномьих лошадках. И что тут забыли гномы? Всадники спешились, на груди одного из гномов мелькнул королевский герб. Из конюшен вышел старый слуга Вакур. Старик низко поклонился гному с королевским гербом, тот что-то спросил, Вакур быстро ответил. Габриэль силился расслышать, о чем идет речь, но не мог. После короткого диалога шестеро всадников, взяв лошадей под уздцы, отправились вслед за Вакуром в конюшни, а гном, чей наряд украшал королевский герб, затопал ко входу в замок. Габриэлю ничего не оставалось, как дожидаться гостя в обеденной. Долго гном ждать себя не заставил, минута, и на каменных ступенях послышались быстрые шаги, двери обеденной распахнулись и на пороге показался широкоплечий, плотно сбитый гном. Немедля ни секунды, он твердой поступью направился прямо на молодого графа. Габриэлю показалось, что гость сейчас собьет его с ног.
- Габриэль! – воскликнул гном, широко раскинув руки. Какое-то мгновение, и граф оказался заключен в кольцо стальных объятий. Гном поднатужился и приподнял Габриэля. – Ух, какой вымахал!
Всего несколько секунд, и юный граф вновь ощутил под ногами твердость каменного пола. Гном разжал объятия, отступил на полшага и похлопал Габриэля по плечу. От такого приветствия вся рука графа болезненно заныла, он неосознанно повел плечом, стараясь стряхнуть неприятные ощущения.
- С кем имею честь? – пробубнил Габриэль, внимательно изучая улыбающееся, испещрённое мелкими морщинами лицо гнома и его ярко-рыжую бороду.
- Вши мне в плешь! – воскликнул гном, отступая от юноши на два шага. – Нечто ты меня не помнишь? Я же Кромур, Бортро Кромур! Ну? Дядюшка Тро!
Габриэль порылся в своей памяти, извлекая из её кладовых покрытые паутиной забвения обрывки прошлого. Ему вспомнилось как он, его отец и Цинтия мчались по заснеженной дороге на санях, запряженных тройкой лошадей, звонко смеялись, звенели бубенцы, вторя их смеху, а на облучке сидел рыжебородый совершенно лысый, забывший надеть шапку в такую стужу, гном. Он покрикивал, крутил хлыстом, подгоняя лошадок.
- Быстрее, дядюшка Тро! Быстрее! – сквозь смех выкрикивала Цинтия.
- Дядюшка Тро… - задумчиво изрек Габриэль.
- О, гляньте, вспомнил! – рассмеялся гном. – Дай-ка ещё раз обниму!
Гость снова сжал юношу в объятиях.
- Да только теперь-то я уже не просто дядюшка Тро, и даже не Бортро Кромур, - продолжал гном, отпуская графа. – Теперь я – его светлость второй королевский советник герцог Кромур. Так-то.
Гном неловко замялся, выговорив свой до жути высокий титул. У Габриэля глаза на лоб полезли, он и не чаял принимать таких высоких гостей, да и не знал, что в таких случаях делать. Точнее знал. Стоило бы позвать слуг, велеть, чтобы трубили в трубы на башнях и накрывали стол пошикарнее. Да только слуг ныне у графа Стааф не было, а стол накрывать оказалось нечем.
- Что и присесть старику не предложишь? – спросил гном.
- Ах, да, простите, - начал Габриэль. – Садитесь, прошу.
С этими словами юноша подошел к большому, сбитому из сучковатой древесины столу, отодвинул один из стоявших рядом табуретов. Гном, не раздумывая, сел.
- Вы, наверное, устали с дороги. Отдыхайте, а я пойду на кухню, распоряжусь, чтобы нам собрали что-нибудь поесть, - засуетился растерянный Габриэль.
- А просто позвать кого-то из прислуги никак нельзя? – удивился Кромур.
- Я бы с радостью, но из прислуги у нас остался только старый конюший Вакур и Аннет. Да и те тут только потому, что идти им некуда, - юноша не пытался вызвать чувство жалости у гостя, просто не видел необходимости что-то скрывать от старого друга почившего ныне отца.
- Вот как, - задумчиво изрек Кромур. – То-то я смотрю так у вас бедненько стало. Раньше обеденная была полна резной мебели из милотского дерева, стулья были с высокой спинкой, обиты бархатом. А теперь, гляди-ка, крестьянские табуреты.
Гном говорил беззлобно, ничуть не пытаясь задеть графа Стааф, напротив, в каждом его слове звучало неподдельное удивление и сострадание.
- Чего случилось-то? – после небольшой паузы спросил гном.
- Годы Холодной смыты случились, - ответил Габриэль, и уже собирался отправиться на поиски Аннет, как со двора снова донесся цокот копыт.
- Это ещё кто? – удивился граф и кинулся к окну. Из самого его сердца вырвалось тревожное мычание.
- Кто ж там, что ты так не рад? – спросил Кромур.
- Барон Снейге, наш сосед и королевский сборщик податей по совместительству, - презрительно бросил граф. – Тот ещё мерзавец. Все сватает мою сестру, негодяй!
- Эко какой проворный! – вставил гном. – А где, кстати, Цинтия?
- В лесу, - отмахнулся Габриэль.
- В лесу? – удивился Кромур. – А знаешь что, сынок, ты потолкуй с этим бароном. А я вон там, за колонной постою, в тени, чтобы не видать было, послушаю.
