Танцующая с ветром - Ксения Анатольевна Вавилова
С волосами дело обстояло сложнее. Длинные, густые, таким богатством стоило гордиться, не будь они спутанным просоленным комом. Терпеливые девушки ком распутали, как могли прополоскали волосы, но не выдержав я засунула голову в бадью, хотя бы на время избавившись от зуда.
Вода избавила меня не только от соли, но и от запекшейся крови, что служанки вычесали, разбирая колтуны. Рана открылась, вызвав небольшое кровотечение и панику. Приложив свернутую тряпицу к голове, я попыталась успокоить служанок, но ободряющей улыбки не вышло. Соль жгла рану, от чего на глаза наворачивались слезы, а моих просьб принести чистой воды, они явно не понимали.
Зато привели доктора, что осмотрел мою голову и зашил рану. Сделал он это без предупреждения. Дернувшись от неожиданной боли, я саданула старика локтем в солнечное сплетение вызвав еще один переполох.
Многим позже в комнату вошла хозяйка дома, в расшитом дорогом наряде, со сложной прической, в которой золотых заколок с подвесками было так много, что её голову должно быть поддерживает специальная жердь, спрятанная под одеждой. Не смотря на многослойный наряд и тяжелую причёску, двигалась она плавно, словно плыла над землей. Тонкое, миловидное лицо выбелено, делая её похожей на фарфоровую куклу. Ощущение усиливали нарисованные брови и маленькие губы отмечены алой точкой.
Окинув меня строгим, недоверчивым взглядом, она открыла рот, повелительным тоном спрашивая что-то у старика и образ нежной, хрупкой куклы рассыпался. Крикливая, резкая, не смотря на богатый наряд, она в миг в моих глазах превратилась в базарную бабку.
Не знаю, о чем они договорились, но бросив в мою сторону взгляд, хозяйка дома сморщила миловидное личико в гримасе отвращения. Подкрашенные губы разомкнулись, выплюнув:
- Иминомедзё. – отвернувшись, она махнула служанкам.
Пока девушки кружа вокруг словно бабочки, одевали меня в чистое и осторожно заплетали волосы, у меня было время подумать над этим «иминомедзё». В деревне рыбаки шептали это слово, пока старик вел к своему дому. Стоило обернуться, как те в миг отводили взгляд, бросаясь чинить сеть и пинать камни.
Одежда непривычная, но отдаленно знакомая. Быть может, самая я такое не носила, но определенно видела. Белоснежная нижняя рубашка, подпоясывалась тонкими шнурками, пришитыми к ткани. Следующий наряд, однотонный голубой халат тонкой ткани и еще один пояс. Завершал комплект расписной синий халат, на подоле и рукавах которого бушевало темное синее море и широкий темный пояс, завязывание которого заняло добрые десять минут.
Ужасно не практично. Похоже самое время познакомить этих людей с благами цивилизации и изобрести пуговицы.
Причёска отдельное наказание. Густые, не промытые волосы, не желали вычесываться и складываться в какие-либо фигуры. Они хотели собираться в колтуны, путаться, завиваться и целыми клоками покидали мою несчастную голову. Пришлось на пальцах объяснять, что нужен гребень с широкими зубцами и вычесывать волосы самостоятельно. Благо мудрить с прической не стали и собрали все в большую шишечку, причудливо украсив косами и подколов заколкой с искусственными цветами. Рана оказалась скрыта волосами, но отзывалась тупой пульсирующей болью на каждое движение.
Далее был обед. Или завтрак. Я не разобралась. С момента обнаружения себя на побережье, среди людей, говорящих на непонятном языке, я из благодарности съела пару ложек бурды, что предложил рыбак и все. Желудок скрутило тугим узлом от голода.
Служанки провели меня назад на террасу, что опоясывала строение. Стало прохладно. Накрапывал дождь.
В прямоугольном зале, все уже было готово для обеда. Перед каждым гостем свой маленький столик, а за спиной служанка готовая услужить.
В центе сидел глава дома. Не старый, суровый мужчина, со шрамами на щеке. Черные с проседью волосы, собраны в шишечку на макушке, обернутую синей лентой с золотым узором и подколотые серебряной спицей.
По правую руку мужчина, судя по шестиугольнику и ушам, родственник господ, что привезли меня из деревни. В изумрудном наряде, вдоль рукавов которого змеились золотые змеи. Его фигура притягивала взгляд. Было ли дело в манере держаться, остром, проницательном взгляде или чем-то еще, сказать я не могла, но то и дело ловила себя на том, что пялюсь на него. Все женщины, что сидели чуть в стороне за спинами мужчин, бросали в его сторону несмелые взгляды.
Меня посадили на против. Низкий столик, а за ним широкая подушка. Боясь, как бы наряд не распахнулся, от неловкого движения, я бухнулась на колени. Мой столик хорошо просматривался с любой точки зала и увидев мое приземления женщины, попрятали улыбки за широкими рукавами, переглядываясь.
Распорядитель сказал какие-то приветственные слова и служанки принялись открывать блюда. На тонких фарфоровых тарелках лежали ровно нарезанные кусочки чего-то незнакомого. Вареные стебельки, что-то похожее на рыбу на пару, еще немного стебельков и листьев, бульон с темно-зеленым и склизким комом на дне, темно-зеленые зеленые тонкие водоросли посыпанные мелкими кунжутом, миска с рваным белым мясом и чай.
Служанки, сидя на коленях, заваривали чай на отдельном столике с двойным дном. Поливая кипятком глиняные чайнички, они действовали синхронно, словно хорошо отлаженный механизм, а не люди. Гости тихо переговаривались, но чаще переглядывались, чуть кивая.
В мою сторону поглядывали чаще, чем хотелось бы, от чего не смотря на голод, кусок в горло не лез. Не хотелось бы опростоволоситься, начав трапезу не с того блюда или поедая его не правильным способом. Потому поглядывая на окружающих и убедившись, что прозрачная вода в блюдце для питья, а не мытья рук, я осторожно взяла широкую ложку. Темно-зеленые пластинки оказались водорослями, вкус не привычный, но интересный. Белые кусочки, похожие на сыр, оказались не сыром, а чем-то маслянистым и пустым на вкус.
По мимо чужачки, что боялась сделать что-то не так, местную публику, развлекали музыканты, на причудливых инструментах, издающих нечто-то протяжно-тоскливое. На середину зала выпорхнули девушки в легких, струящихся платьях. Невесомые и изящные, они порхали над полом, заставляя ленты нарядов развиваться, рисуя в воздухе узор.
Едва уловимое движение привлекло внимание. Это была небольшая пичуга, что слетела с потолочных перекладин на стол мужчины в изумрудном.
Обед продолжался. За танцовщицами пришли полуголые ребята с барабанами, за ними кривляки, с размалеванными лицами.
Служанки меняли блюда, разливали чай и когда подали десерт, я искренне обрадовалась скорому окончанию трапезы. Ноги затекли, и я сомневалась, что смогу самостоятельно подняться. Спина устала, я не позволяла себе сутулиться, беря пример с женской половины гостей. Большую половину блюд, я не попробовала, опасаясь закапать богатый наряд.
Наконец распорядитель, выйдя вперед вновь что-то сказал, все
