Зубастая правда - Диана Рымарь
Борис Звягин — большое, я бы даже сказала, жирное исключение. Мы встречаемся с ним по четвергам вот уже полгода. Я задействовала весь свой арсенал в попытках разобрать его вторичные выгоды и найти мотивацию для изменений и самореализации, к которой он так «стремился», но быстро поняла, что ему это не нужно. Мужчине просто нравится такая жизнь, меняться он не намерен. Ну что же, любой каприз за ваши деньги.
Звягин потихоньку переключается на свое семейство. Привычно пытаюсь вычленить рациональное звено в потоке речи. Делаю глоток кофе и бездумно начинаю крутить кольцо-змейку на пальце. Звягин неожиданно замолкает.
— Ну что же вы, Борис, продолжайте, — подбадриваю я его. — Так почему вы думаете, что семья вас не ценит?
— Потому что я ничтожество! — восклицает он и затыкает рот толстой ладонью.
Я растерянно хлопаю ресницами: для того, чтобы этот человек сказал нечто подобное, его нужно было бы стукнуть по голове. Причем не один раз.
— Простите? — произношу я сдавленным голосом и кручу кольцо уже нервно.
Видно, что Звягин отчаянно борется с желанием продолжить, но желание побеждает:
— Да, полное ничтожество! А вы знаете, что я ел сегодня утром? Колбасу с сыром без хлеба! Врач запретил, а мне плевать. Язва, не язва — какая разница. Скоро все в гробу будем. Что он может знать, этот врач. Напялил очки, и давай умничать! Это вам нельзя, то вам нельзя… Осел тупорылый!
Это было слишком даже для Звягинцева. Да, он любит жаловаться на все и вся, но никогда так откровенно и злобно.
— А знаете, кого я больше всего ненавижу? Женщин! Все вы видите во мне пустое место! Ни одна мне за последние десять лет и слова доброго не сказала! А ведь я могу любить. Я и любил, пока одна крашеная блондинка мне жизнь не испортила. Замуж звал! Даже на работу готов был устроиться. И кем! Менеджером за копеечный оклад! Уже и мама ее уговаривала, чтобы не сбежала из-под венца, даже квартиру купить обещала. Так нет!
— И устроились? — спрашиваю я.
— Что устроился? — удивляется он.
— На работу устроились? — уточняю.
— Да какая работа?! — уже откровенно кричит он и начинает краснеть. — Я тут перед вами душу обнажаю, а вы про работу. Не пойду я работать никогда и никуда! Маминых денег мне на все хватит. А знаете, я ведь подкупил нотариуса. Мамино завещание поменял. Она, стерва, смела завещать половину имущества приюту! Представляете, приюту! Чтоб какие-то оборванцы на мои деньги икру красную жрали, а мне всего десять миллионов, причем даже не евро?!
Тут его лицо делается совсем красным, на лбу выступает испарина, а воротник рубахи, похоже, начинает душить, уж очень часто он его поправляет. Чувствую неладное. Либо таблеток накушался, либо горячительным спозаранку угостился. С чего еще такая истерика вперемешку с шокирующими признаниями?
— Борис, вы сегодня пили?
Он злобно смотрит на меня и продолжает нести чушь о своей горькой доле.
— А таблетки какие-нибудь принимали? — не успокаиваюсь я.
— Да какие таблетки! Я вообще отказываюсь пить таблетки! И никакой дурень врач меня не заставит!
Тут понимаю: дело совсем плохо. От возбуждения лицо Звягина покрывается пятнами, но он продолжает сыпать желчью и мерзкими признаниями. Машет руками. Верхнюю пуговицу рубашки уже выдрал с корнем. Хватаю телефон и тихо говорю в трубку:
— Вера, быстро ко мне санитара с успокоительным!
11:30
Звягина удалось успокоить с большим трудом. Пока смотрела на его физиономию свекольного цвета, даже жалко стало. Хорошо хоть мамаша быстро приехала и забрала любимое чадо под свое заботливое крылышко. К тому времени он как раз стал вести себя более-менее адекватно. Надо будет ей намекнуть, чтобы проверила завещание. Понимаю, с моей стороны непрофессионально. Но с его стороны и вовсе незаконно, к тому же вряд ли он будет жаловаться.
Пока разбирались с буйным клиентом, в приемной собрались мои коллеги — целых шесть экземпляров. Они теперь с жаром обсуждали, как я могла довести мужчину до такого состояния. Эх, потом достанется мне на орехи от супервизора.
При моем появлении все замолчали, даже стали разбредаться по своим кабинетам.
— Верочка, — спрашиваю я секретаршу, при этом стараясь улыбаться как можно слаще, — новых записей на сегодня не появилось?
— Нет, — машет она головой, — только Свиридов на шесть вечера.
Получается, у меня куча свободного времени. Конечно, можно как хорошей девочке убить его на бумажную работу. Но что-то после сегодняшнего стресса мне совсем не хочется зарываться в документах. Пойду-ка я съем шоколадный кекс… или два. А что, шоколад лечит нервы. Кстати, давно надо бы прошвырнуться по свадебным салонам. Ведь до славного дня бракосочетания осталось всего два месяца.
Решено: на работе раньше шести не появлюсь, заодно и коллеги поостынут. Может, даже сочувствовать начнут и помощь предложат. В данной ситуации она мне совсем не повредит — решительно не знаю, что делать со Звягиным.
Глава 3
13:30
— Девушка, посмотрите, какая прелесть! — хорошенькая как картинка продавщица с внушающим уважение бюстом усиленно пытается меня заинтересовать.
Свадебный салон большой и красивый. Платьев здесь — хоть неделю примеряй. Но чего-то в этих облаках кружев, страз и шелка не хватает. Взгляд не цепляется.
Сижу себе на удобном диване и мучу несчастную девушку, которая подносит ко мне чуть ли не тридцатое по счету платье.
— Надо примерить! — уверяет она.
Задумчиво кручу колечко-змейку, решая, какое платье выбрать первой жертвой.
— Ладно, давайте то, цвета айвори, с розами, — соглашаюсь я.
Продавщица отчего-то начинает кривиться.
— Думаете, не пойдет? — спрашиваю раздосадованно. Это единственное платье, которое мне более-менее понравилось.
— Конечно не пойдет! — заявляет она совершенно серьезным тоном.
Мне становится любопытно, зачем же она мне его вообще показала.
— Здесь же лиф высокий, — продолжает она. — А вы, уж извините, карлик!
Челюсть моя падает на пол, и поднять ее я не в силах. Я, конечно, согласна, что высокой меня не назовешь, но метр пятьдесят пять — это не приговор.
Пока думаю, стоит ли обижаться, девушка самозабвенно продолжает:
— И кружево отвратительное. Мы всем говорим, что английское. Но с английским общего у них только название. Китайцы делают. Паршивенько делают, но невесты разницы не видят. И цены у нас завышены. Себестоимость такого платья, — она указывает рукой на соседнее с айвори, — меньше пяти тысяч. А мы за семьдесят продаем… но скидку вам не сделаю. Не могу, хозяин сожрет. Скрудж по
