Идеальный расчет - Марьяна Брай
Нажав на кнопку первого этажа, я глубоко вдохнула, закрыла глаза и выдохнула – это всегда помогало мне уравновесить свое состояние, которое, после диалогов с этими двумя, можно было назвать только одним словом – раздражение.
Кабина вдруг резко остановилась, и свет погас.
– Да едрит твою за обе ноги! Какого черта мы платим за все эти чудеса механики и электроники такие деньги, коли ничего никогда не работает нормально? – громко сказала я, понимая, что уравновесить свое состояние сегодня не получится. Я нажала на кнопку вызова специального человека, но в ответ, на другой стороне микрофона, я услышала странный шорох и слова, значение которых просто не понимала. Это была та еще тарабарщина. Как будто буквы назывались рандомно.
– Эй, вы там напились средства для смазки лифтов? – нажав на кнопку связи, проорала я. Но в ответ я снова услышала те же странные слова.
Через час торжественного стояния на каблуках в полной темноте, которую высвечивала телефоном, чтобы было не так грустно, я решила разуться. Было уже пофиг, что пол грязный – ноги не держали. Связи в кабине, как того и следовало ожидать, не было, и даже номер 911 не отвечал.
– Еще час, и мне придется здесь сесть, - сказала я себе, разминая поочередно затекшие в «лодочках» ступни. Я открыла последние заказы, которые всегда просто фотографировала на телефон, чтобы даже в дороге у меня была тема для мыслей, и углубилась в изучение, прикидывая что в случае с этим заказом можно придумать эдакого, дабы удивить заказчика.
Через час я села на пол. Благо на мне были синие брюки, и пол я, как могла, протерла влажными салфетками, которые всегда были в сумке. Я орала, стучала, но потом вспомнила, что кабину лучше не трясти, и снова «воткнулась» в телефон, записывая идеи голосовыми сообщениями на номер Верочки. Она поймет что это – всегда так делаем.
Когда меня сморило сном, я так и не отразила, но, проснувшись в полной темноте, сначала испугалась, а потом вспомнила про лифт и выдохнула – я сегодня опоздала везде, где было можно и где было нельзя. Неужели в таком огромном офисном здании до сих пор не поняли, что один из трех лифтов стоит как стража у Вечного огня?
Я выпрямила затёкшие ноги, и когда ступни уперлись во что-то мягкое, по спине пробежал липкий холодок. Я аккуратно пошарила руками по полу, но не нашла ни сумку, ни телефон, и только сейчас поняла, что ноги босые, а брюки, которые я утром надевала – исчезли. А еще… я подняла голову и увидела черноту ночного неба в щелях крыши.
Это точно не лифт бизнес–центра, где кофе стоит, будто варят его прямо из денег, а аренда офиса – будто он находится в центре буддийского монастыря какого-нибудь десятого века до нашей эры.
Закричать не смогла потому что горло пересохло и слиплось, но потом решила, что правильно сделала – может тихохонько и смогу смыться, а то, что там в ногах мягкое, сам черт поди не знает.
– Тама она, в сарайке, надо отца дождаться, я один боюсь, - раздался где-то рядом шепот. Я напряглась, но еще сильнее замерла. Аж старалась вовсе не дышать.
– Может, умершая? – спросил второй голосок испуганно и хныча, как будто сейчас заплачет, но только сейчас я поняла, что голоса детские.
– Нет, дышала она, - ответил первый голос, что принадлежал мальчишке. Девочка захныкала сильнее и голоса удалились. Я поняла, что уже присмотрелась к темноте, да и луна, скорее всего, вышла из-за пелены тучи. Вокруг меня лежали мешки из грубой ткани, подо мной на земляном полу труха от сена или от соломы – такая была на сараях в колхозе, куда нас возили «на картошку». Сена уже не было – скотину в колхозе держать бросили, а сараи с этой вот трухой остались.
На коленках проползла к стене, на которой были полки. Там стояли разномастные горшки. Я проверила почти все, но жидкостей ни в одном не имелось. Топленое масло, накрытое железными обрезками, завернутыми в бумагу, что-то вроде кусков соленого сала, пара крынок побольше с чем-то похожим на топленое скисшее молоко.
В мешках была или пшеница, или рожь, черт ее разберет, может, это вообще ячмень – я не сильна в агрономических изысканиях – отвел Бог. Я знаю, как нарисовать колосок, а какой именно культуре он будет принадлежать – надо смотреть в специальных книгах. А уж с семенами и подавно – аграрий я первый с конца.
Бутыли, размером не меньше тех, что ставят на кулер, только стеклянные и глиняные, прятались под нижней полкой, и то, что они аккуратно завешены тряпицей намекало, что в них то, что видеть стоит не каждому. Выкатив один из них, я с трудом вытащила деревянную пробку, завернутую в бумагу, и засунула в горлышко нос. Да, не вино. То ли настойка, то ли брага, но запаха дрожжей нет, а вот ягоды чувствуются хорошо.
Сначала плеснула себе на ладонь – страх, что там насекомые, был страшнее жажды, но света было мало. По привычке стукнула себя по боку в поисках телефона, а вернее, фонарика в нем, но бедро оказалось не то чтобы не там, а вовсе не такое, как я привыкла. Я невысокая, фигуристая барышня, и моя ярко выраженная талия была не моим личным достоянием, а разницей с объемными бедрами, которые тоже были подарком природы.
Сейчас под ладонью я чувствовала кость, и от этого было еще страшнее. Кость в районе таза? Там, где у меня обычно хорошая такая, мяконькая прослоечка, что я называла «мой нз на случай непредвиденных ситуаций»? И тут мне стало прямо вот отчетливо страшно, потому что руки тоже были тощие, с длинными, тоненькими пальчиками без гель-лака цвета «фуксия».
Наклонив бутыль, я сделала несколько глотков: когда ты теряешь себя – вообще не до насекомых, и, возможно, даже пофиг на крыс и мышей, но о них я не вспомнила. В горле приятно защипало, но, чтобы утолить жажду, надо было больше жидкости, и я сделала еще пару глубоких глотков. Отдышалась, ощупала себя снова, подняла подол платья, которое оказалось очень длинным для меня – я такое просто не могла себе позволить носить – выгляжу как «баба на чайнике».
Встать на ноги так и не смогла, потому что голова закружилась, да и голоса, которые я слышала, снова приближались,
