Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем! [СИ] - Кристина Юрьевна Юраш
«Так, коли беда какая, ты оберег в руке сожми да слова заветные скажи! Хоть шепотом, хоть губами одними! Не боись, кому надо, те услышат!» — тихонько поучала няня, переплетая ей косы.
Дворовые суетились и бегали туда-сюда, складывая сундуки с тканями заморскими, самоцветами и серебром на разукрашенные сани. Небо было ярко голубым, и все вокруг сверкало от свежевыпавшего снегом. Лишь на горизонте возле заснеженного леса виднелась малиновая дуга раннего заката.
Отец хмуро поглядывал на дочь и раздавал указания дворовым. Это туда, это сюда! Еще несите! Маловато будет!
— Ой, да и что, что сватов не было! Главное, чтобы жених красивым и ласковым был! А коли обижать будет, так скажите, что батюшке нажалуйтесь! А батюшка у вас, как осерчает — всем достается! Мне вон в тот раз тоже плетей всыпали ни за что! — вспомнился смешливый голос Марыськи. — Под руку горячую попалась!
— Тяжко мне на сердце, Марыська, — вспомнился ее собственный голос. Она сидела разодетая в соболью шубу, чувствуя, как страшное предчувствие пробирает ее, словно мороз.
Она ехала в санях, нахохлившись дорогими мехами, и сверкала на морозном солнце самоцветами. Ее ноги были прикрыты медвежьей шкурой. На коленях она держала ларец с золотом.
— Барыня, вам что? Сон дурной приснился? — всплыл в памяти удивленный голос Марыськи. Ей по такому случаю красный сарафан пошили и новую душегрейку жаловали. — Да бросьте вы, барыня! Пустое это! Вот моей матушке перед свадьбой тоже много чего снилось! И как бисяки ее за волосы таскали! Но ничего, год назад померла только!
— Как будто случиться что-то должно, — вспомнилось ей, как снег порошил шкуру, а холодные снежинки обжигали лицо. — Ой, чую беду я, Марысь. Сердцем чую… Да откуда придет, не ведаю…
— А я не беду! Я мороз чую! Ой, замерзла я! — вспомнилась Марыся, которая всю дорогу глядела с завистью на дорогие меха. — Вам-то, небось, тепло! Вон как батюшка расстарались! В соболях, небось, никакой мороз не страшен!
— Что-то страшно мне, — она словно не слышала, что ей говорят. Ее глаза смотрели в бесконечный коридор снежинок. — Что-то случится, Марысь…
— Да кому суждено сгореть — не потонет! А у меня свой оберег есть! Батюшка его на ярмарке на пуд соли выменял! Никакой нечистый меня не возьмет! Ни Леший, ни Водяной, ни Карачун! Так батюшке и сказали! Иначе бы он пуд соли не отдал бы! — вспомнилось, как утешала бойкая Марыська, вертя в руках какую-то деревянную фигурку. — Перед свадьбой енто всегда так! Во всем приметы плохие чудятся! Вот, когда моя бабка замуж выходила, так на свадьбе платок обронила. Жених платок поднял и вскорости помер!
— Как на погибель еду, — вспомнился ей собственный шепот. На ее ресницах застыли снежинки так, что веки сонно потяжелели. «Но!» — прикрикнул конюх, выезжая на замерзшее озеро.
— Барыня! Барыня! — вспомнился испуганный голос Марыси. Девка вертелась на месте и трясла ее за рукав шубы. — Кажись, лед… Барыня! Лед! Слыхали? Лед!
— Крак! Крак! — слышался хруст льда под полозьями.
— Гони! — внезапно с ужасом крикнула она конюху, едва не выронив ларец с приданным. — Гони, Матвей! Гони! Гони, родненький!
— Барыня! Барыня! Лед! — кричала Марыся, глядя на нее страшными глазами. Она вцепилась в ее руку, пока сани неслись по тонкому льду. — Лед под санями треснул! Барыня! Потонем ведь! Барыня!
Лошадь встала на дыбы и с грохотом опустилась на лед. «Куды! Ну тебя!» — кричал конюх, размахивая хлыстом.
Лед растрескивался, покачивая сани. Марыська завизжала так, что, казалось, ее услышали на том берегу.
Это последнее, что она помнила.
— Слова заветные, — промелькнуло в голове. Она что есть силы сжала в руке оберег няни. Замерзшие губы шевелились, пока над головой угасал последний свет.
Отступи, беда-кручинушка,
Пощади мою судьбинушку
От жениха лютого,
В меха укутанного,
От сердца ледяного,
От слова злого…
Не стели нам, вьюга-метель,
Покрывало-постель…
Мой наряд не заметай,
Инеем не украшай…
Не целуй меня ветром в уста жаркие,
Не мани дорогими подарками…
Я не стану твоей на постели снежной…
А вернусь к своей матушке безутешной…
Пусть кто угодно за меня сгинет,
Пусть чьи угодно уста под тобою стынут…
Ветры буйные, летите…
Кого угодно разыщите…
Пусть она вместо меня будет…
Пусть ее стужа любит…
Обойди, мой шепот, всю землю и все времена…
Найди ту, кто вместо меня к тебе прийти должна…
Как будто сама вода содрогалась от каждого слова. Как будто сам лед дрогнул и загудел… Откуда-то там, наверху поднялся ветер, а с ним и метель.
— Ой, барин осерчает, — выл конюх. — Не довез девку! Кто знает, может так лучше! Грех на душу брать не стал! Прибрал бы ее Карачун, и дело бы с концом! А теперича, что я барину скажу? Он же с меня три шкуры спустит!
— Чуете! — затаилась Марыська. — Чуете, словно голос барыни в метели завывает! Не пойму, че говорит?
Рыбаки божились, что в метели шепот слышали: «Всю землю и все времена… Ту, кто вместо меня… Должна…»
— Мне одному чудится, что метелица по-бабьи завывает? — спросил молодой рыбак, прислушиваясь.
И тут Марыська рванула к проруби, вырывав косу из рук парня.
— Стой, куда ты! — кричали ей вслед. Но девушка бежала по тонкому льду к огромной полынье.
— Жива, живехонька! Помогите! Люди добрые! — кричала она. И тут показалась рука, которая цеплялась за лед. — Помогите! Заклинаю! Сама не осилю!
Что есть силы рванув руку наверх, Марыська вытащила замерзшую девушку и протащила по льду.
— Ой, батюшки! — выдохнула девка, как вдруг лед под ее ногами провалился. И она с головой ушла под воду.
Ветер поднимался над домами и покосившимися избами, над золотыми куполами, над крепкими стенами. Он уносил этот заговор подальше от огромной полыньи. Ветер пролетал города и села, пронизывая их насквозь… Он шуршал в заиндевелых деревьях, звенел сверкающими сосульками, поднимал поземку, гудел в трубах…
«Та, кто вместо меня…».
Он обдувал каждую, кого встречал на своем пути… Он искал ту, которой суждено или растопить ледяное сердце или сгинуть в ледяных чертогах.
И наконец-то нашел ее…
Глава первая. Куда уходят умирать носки
«Ой, у
