Те, кто наследует небо - Варвара Мадоши
Из темноты донесся не то вздох, не то скрип, и шелест листьев, как будто по ним заметалось нечто большое. И все стихло.
Так. Все-таки какая-то тварь. Умная, зараза, на Союна не выскочила: будет притворяться мертвой.
Что ж, талисманом тут, пожалуй, не обойтись...
На всякий случай укрывшись за небольшим влажным валуном, покрытым пятнами лишайника, Союн начал плести чары посерьезнее. Нити магических каналов пройдутся по укрытию гребенкой. Если что попадет в эту сеть, Союн поймет, так как концы держит в руках. Можно, конечно, и сразу шарахнуть огненным шаром — но под навесом из случайного мостика немало сухой хвои, только и ждущей, чтобы полыхнуть. Затеять лесной пожар Союну не улыбалось. Лучше осторожно. Может быть, там безобидная лисица. Или даже волк с придавленной лапой. Тогда и шкура придется кстати — зима скоро, а у Доары хорошей шапки нет.
В детстве Союна очень интересовало, откуда берутся незримые колдовские нити, которые пронизывают все сущее и которые маги сплетают, добиваясь того или иного результата: чтобы создать свет, звук или тепло, подать сигналы о проходящих, переносить по воздуху тяжелые предметы... Мама с папой рассказали ему, как древний герой Ингеорн пробрался в одну из драконьих цитаделей и украл оттуда секрет астрала — промежуточного измерения, вроде подкладки, которое делает сырую магию из Нечистого измерения безопасной и позволяет ею пользоваться. Ингеорн первый научился не просто абы как дергать за учуянный магические каналы, пронизывающие все сущее, а искусно переплетать их, ослаблять и натягивать, добиваясь разного результата.
Конечно, для этого нужен особый дар. Он проявляется, может быть, в одном ребенке на сотню. Но семьи Ярких культивировали его много поколений. Порой (очень редко) способности с возрастом проявляются и у Темного от рождения. Тогда его испытывают и принимают в Яркие. У двух Ярких неспособные дети почти не рождаются, но иногда случается — только такие младенцы еще больные и увечные. Их убивают или, в последние лет сто, если увечье не очень явное, отдают на усыновление Темным.
Когда Союн узнал об этом лет в семь, это его поразило. «И ты бы меня отдала?» — спросил он у матери. Насчет убийства спросить не решился.
Та ответила твердо: «Если бы это было нужно Клану, сердце мое, я бы сама на свой меч бросилась. Конечно, отдала бы».
Мама не бросилась на свой меч. Маму растерзала драконица — как и отца, как и брата, как и двоих сестер Союна. Но это случилось давно. Союн, младший в семье, тогда был еще подростком и не участвовал в схватке. Теперь он взрослый мужчина, даже немного в летах. Шесть лет назад дед призвал его для разговора и укорил, что он до сих пор не присмотрел себе жену. Отправил свататься к соседям, раз среди своих Союну никто не приглянулся. А там он увидел Доару, услышал, как она поет — и больше не смог без нее. У Доары, слава Предкам, меча нет и не будет: Темным женщинам не положено оружия, кроме прялки да коромысла.
Деду, конечно, это не понравилось. Он запретил Союну жениться сразу, велел выждать год. А потом, когда Союн не оставил своей затеи, лишил его звания Яркого, заставил сбрить и больше не красить волосы, а еще велел переехать с женой на Нижние уровни, с их узкими и темными коридорами. Может, рискнул бы и разжаловать из командиров, будь хоть кто-нибудь способен заменить Союна.
...Обо всем этом Союн вовсе не думал, когда его плетенка, отделившись от кожи чародея — Союн ощущал это как, как пощипывание и холодок в пальцах: плетенка потянула его энергию, значит, «взялась», заработала — поплыла в сторону неведомой опасности под корягой. Если там радужный скат или, например, тарабайка — с ними придется повозиться. А вдруг, чем бесы не шутят, и демон притаился? Правда, Союн не наблюдал вокруг обычных признаков демона, но демоны умнее всех прочих тварей, некоторые и вовсе считают, что они вроде людей или драконов. Могут замаскироваться.
Но никто не выскочил из-под коряги, хлеща щупальцами. Только донесся тихий стон, и тонкий голосок сказал жалобно:
— Пожалуйста, не убивайте меня!
Союн слыхал, что некоторые демоны могут разговаривать. В секретном трактате Талаары-Путешественницы, написанном пять поколений назад, говорится: иной раз маги пытаются покорить демона, но вместо того демон пожирает мага и обретает толику его разума и внешности, а с ними и дар связной речи.
Но — голос был детский. Притворяется? Говорят, есть такие искусники, что могут с помощью чароплетенок, положенных на горло, изменять речь; сам Союн никогда не пробовал.
Шарахнуть по нему чем-нибудь режущим, а потом осмотреть, что осталось. Не может тут быть детей. Из их племени никто не пропадал, у соседей, вроде, тоже. Да и что ребенку делать рядом с драконьим трупом?
Но... Выстрелить на детский голос Союн все-таки не мог.
— Что ты такое? — спросил он ровно, угрожающе.
— Я детеныш! — в отчаянии крикнул тонкий голосок. — Я ничего вам не сделаю! Мне очень плохо! Пожалуйста!
«Детеныш... — Союн напрягся еще сильнее. — Не ребенок. Не человек».
Пальцы уже сами творили невидимые магические нити, вытягивая их из-за астрала, по другую сторону души; нити утолщались, наполнялись гудящей энергией, свивались в плеть. Мощную и толстую, такую, которая разом разрубит и ствол сосенки с нападавшим мусором, и все, что скрывается под ней.
Союн считался лучшим в обращении с чароплетью. Увернуться от его удара нельзя, разве только щит поставить.
Подумав так, Союн еще усилил плеть; теперь она почти обжигала его пальцы.
Но что-то мешало пустить ее в ход. То ли любопытство, то ли осторожность. Убить всегда успеется, кто знает, может, и мамочка этой твари бродит неподалеку — те обычно опаснее. Убьешь детеныша, вовсе не спасешься.
«Так и погибают идиоты», — подумалось.
— Вылезай, — велел он.
Листва в овражке зашелестела, и что-то медленно поползло на белый свет. Оно было больше, чем думал Союн. Вот показалась длинная золотистая морда, вот — сгиб крыла...
Драконыш! Совсем маленький. Размерами чуть больше Союна. Такими они, кажется, становятся на пятнадцатом-шестнадцатом году жизни. Рука сжалась на конце плети. Этих тварей жалеть нечего! Ни взрослых, ни юных. Да и все равно сдохнут скоро. Драконоборцы из других селений все на этом сходятся: ни одной самки у них не осталось, обезумевшие самцы дерутся между собой, только завидят друг друга,
