Случайный хозяин для невольницы (СИ) - Дюжева Маргарита

— Я тут.

— Ты что там притаилась?

— Отдыхаю, — показала свои чумазые, покрытые мозолями руки.

— Все грядки дополола?

— Нет, только три.

— Три??? — возмутилась бабушка, — а когда остальные пять доделывать будешь?

— Сейчас еще две сделаю, а остальные завтра, когда из города вернемся.

— Ты что?! Какое завтра! Сегодня все доделывай! Кто потом корячиться будет? Я что ли?

— Я и буду, — удивленно на нее посмотрела, — К чему такая спешка? Можно подумать, я сегодня последний день здесь живу.

— Ты мне зубы не заговаривай, лентяйка, — она сверкнула в мою сторону недовольным взглядом и пальцем погрозила, — запру сейчас в комнате, и никакого города завтра не будет!

— Не надо! — я тут же пошла на попятный.

Бабуля у меня могуча телом и сурова лицом, а уж характер у нее такой резкий, что просто жуть. Недаром дед предпочитает в деревне у мужиков прятаться, когда его жена не в духе. Она ведь при случае и затрещин надавать может, а рука у нее ох какая тяжёлая. Уж я-то знаю. Прилетало и не раз.

— То-то же! — строго просопела бабка, — как прополешь, дома приберись и белье заштопай.

— Мы с девочками на речку хотели пойти, — начала я растерянно, но замолчала, когда на меня обрушился тяжелый взор родственницы.

— Нет-нет, никаких речек, — она категорично покачала головой, — дела надо переделать. А вечером в баню к соседям пойдем.

— Но почему все сегодня?

Я не понимала, к чему такая спешка. Почему в последние дни она как с цепи сорвалась и заставляла меня трудиться не разгибая спины? У нас что, завтра конец Света? Надо непременно успеть все переделать? У меня в голове не укладывалось. Я никогда не была ленивой, все делала, но сейчас мне казалось, что она хочет из меня последние силы выжать.

— Запру! Иди работай! — снова пригрозила она и ушла в дом.

А я пошла работать. Потому что мне никак нельзя было под замок. Завтра важный день. Мне исполнялось восемнадцать.

Дед с бабкой давно обещали, что в честь такого события мы поедем в город. И не в соседний захудалый Тиррин, а в прибрежный Кемар. Туда приплывают корабли из других стран, и стекаются торговцы со всего побережья Туарии. Там дома высотой с гору, в лавках какого только добра нет, а улицы шириной с нашу деревню. А еще людей там столько, что я даже представить не могла такую толпу. Тысячи!

Да еще душу грел маленький секрет. В матрасе, в потайном месте были припрятаны пару монет. Мне дал их булочник, когда я у него подрабатывала — муку просеивала для хлеба, да подносы тяжелые отмывала. Он тогда заплатил мне двадцать монеток, которые я должна была бабушке отдать, а потом воровато оглянулся и сунул еще парочку, и сказал спрятать так, чтобы старая Мери не нашла. Я спрятала. И завтра смогу купить себе какую-нибудь безделушку.

Бабушка, конечно, заинтересуется откуда у меня свои деньги, но не думаю, что будет сильно ругаться. Все-таки день рождения. Праздник как никак.

Но это завтра, а сегодня было наполнено работой под завязку. Огород, дом, готовка. Весь день я крутилась как белка в колесе, а к вечеру, когда мне хотелось только одного — упасть на кровать и заснуть, бабушка потащила меня в соседскую баню, где терла так, будто пыталась кожу с костей содрать. Я только пыхтела, охала, подставляя бока, да недоумевала, откуда в ней такое рвение.

Следующее утро началось с суматохи. До Кемара — три часа пути. Мы встали ни свет ни заря, чтобы успеть проделать большую часть пути до начала жары.

Бабушка достала из сундука мое новое платье. Зеленое, усыпанное маленькими красными цветочками, с пышными рукавами-фонариками и шитьем по подолу.

— Надевай.

— Ой, бабушка, — у меня от восхищения все слова из головы вылетели, — можно? Правда?

— Можно, — милостиво пробасила она, — сегодня ты должна быть самой красивой.

Я не знала, зачем мне быть самой красивой, но была совершенно не против. С радостью сменила серое холщовое платье на новое и покружилась у старого зеркала, спрятавшегося в углу, пытаясь рассмотреть себя в рябой поверхности.

— Ну как? — обернулась к родным.

Дед только крякнул и над тарелкой склонился, а бабка придирчивым взглядом прошлась по мне сверху вниз и обратно.

— Косу заплети. Красивую! Как тогда, когда я тебя за сараем с соседским щенком застукала!

Я покраснела. Вспомнила, как бабка крапивой меня отходила, когда поймала нас с Дареном за поцелуем. Я потом неделю из дома не выходила, только в окно на остальных завистливо смотрела, да слезы горькие лила.

— Хорошо, — глаза опустила и начала пальцами рыжие волосы разбирать.

— Я у Клары сандалии взяла. Ее дочери малы, а тебе как раз будут. Да и к платью подходят, — она выудила из корзины розовые сандальки с тонкими ремешками.

Я не могла поверить своей удаче. Прекрасное начало самого прекрасного дня в моей жизни!

Спустя полчаса мы погрузились в старую телегу, запряженную еще более старым мерином, и отправились в Кемар. Сгорая от нетерпения, я смотрела по сторонам, и радовалась тому, что подкладке платья спрятаны заветные монетки. Нет-нет, да и проверяла, незаметно прощупывая через ткань, пытаясь представить, что я смогу купить, и чем потом перед девчонками хвастаться буду.

Сначала дорога змеилась через сосновый бор, потом стрелой по широкому полю, затем вдоволь попетляла меж холмов, и только потом вывернула к широкому тракту, который уверенно вел нас в прибрежный город.

Было жарко и душно. Бабушка с бдительностью коршуна следила за тем, чтобы я не снимала чепец:

— Обгоришь еще! Куда я тебя с красным носом дену?

Я понять не могла, почему ее внезапно так обеспокоил мой красный нос, и почему она с таким упорством подсовывала мне флягу с водой.

— Пей! Солнечный удар хватит, и что тогда???

— Да не хватит! Нормально у меня все, я привыкшая.

— Пей, — она была непреклонна, и мне приходилось пить.

— Давай, лучше я выпью, — ворчал дед, — во рту пересохло.

— Перебьешься! А во рту у тебя сохнет, потому что вчера со своими дружками-неудачниками перебрал, — рыкнула на него бабуля.

— Я пить хочу!

— Так озаботился бы дома! Припас бы себе водички, — ехидно ответила она, — а я только себе и Киаре взяла.

— И что мне делать? — возмущался дед.

— Иди вон полакай, — махнула в сторону бурой лужицы, поверхность которой была усыпана семенами и пылью, — можешь еще лопухи полизать, авось роса не совсем сошла.

Я молча слушала их перебранку и думала о том, что день рождения складывается не совсем так, как хотелось. Я мечтала, что мы, как одна большая дружная семья, отправимся в город, будем гулять, веселиться, а сейчас выходило так, словно и не уезжали никуда. Все те же склоки, те же разговоры на повышенных тонах, а так хотелось сказки. Красивой, счастливой, наполненной прекрасными моментами.

В общем, из сказочного оставалось только то, что мы все-таки едем в город, и что у меня припрятаны монеты. Все остальное — как в обычный день. Я поругала себя мысленно за такие упаднические мысли и нетерпеливым взглядом впилась в горизонт. Скорее бы приехать!

Город появился крошечной, непонятной точкой на горизонте, будто кто-то мусор обронил, да размазал. Но постепенно он становился все больше и больше. И вот я уже смогла различить башни песочного цвета и отдельные дома, с серыми крышами. Чем ближе мы подъезжали к Кемару, тем настойчивее казался гул, доносящийся с его стороны. Тысячи голосов, громыхание повозок по мощеным дорогам, ржание лошадей, рев скота, птичий гомон — все это обрушилось на меня, придавливая своей мощью, пугая.

Что-то пока совсем не весело. Скорее наоборот.

Я сидела в телеге ни жива, ни мертва, и вцепившись пальцам в бортик, смотрела во все глаза, боясь пропустить что-то важное.

Мы въехали через центральные ворота, под бдительным взглядом огромных стражей, увешанных оружием. Они бдительно следили за порядком, и любого дебошира, выставляли за ворота, а иногда досматривали повозки, если они казались им подозрительными.