Пленница северного волка - Ева Мирова
Несколько раз меня чуть не настигла смерть в дороге. Подход к замку был лишь один, что вёл по узкой тропинке вдоль горного ущелья. Оледеневшая тропа, припорошённая свежим снегом, оказалась очень коварной. Всякий раз оступаясь, я хваталась за свою никчёмную жизнь, в панике пытаясь сохранить равновесие. Не могла я позволить себе оставить сестрицу раньше, чем её увёз бы в собственные владения законный муж.
В конце концов долгое и утомительное путешествие по узкой тропе, что проходило поначалу пешком, в после верхом на лошадях, завершилось у ворот величественного замка из каменных глыб.
— Дальше лошади не пойдут, — предупредил нас с Юнией один из проводников.
Он помог нам спешиться, а кони же, задирая головы кверху, сразу напряглись всем телом, готовые бежать наутёк из этого леденящего душу места.
— Что же там такое? Даже животные боятся, — в страхе шепнула сестра.
Бедняжка стояла за моей спиной и дрожала всем телом. С другой стороны массивных дверей гулко лязгнул затвор, и провожатые отступили, отводя взбеленившихся лошадей. Мы остались вдвоём перед зловеще возвышающимся замком.
Нести наши вещи было больше некому. Следы проводников быстро запорошило заметающим всё вокруг снегом.
— Иди, ещё не хватало тебе застудиться, — сказала я и подтолкнула Юнию вперёд, сама подхватывая сундуки.
Сил после болезни во мне и так было немного, а тут ещё тяжёлая дорога отняла последние. Потому и руки сразу оттянуло вниз тяжестью непосильной ноши, отчего я едва их не лишилась.
— Мила, я боюсь, — закапризничав, протянула сестрёнка, переступая с ноги на ногу от холода и согревая себе пальцы рук дыханием.
Она основательно продрогла, и её капризы были той ещё бедой в довесок к неподъёмной ноше.
— Иди, дорогая. Можешь заболеть, а воспаление лёгких тебя не украсит, — заметила я, надавив на больное место.
«Лучше так, чем сляжет», —подумала про себя, качая головой.
Когда чёрная болезнь лишила меня красоты, то её стало легко уберечь от разного рода глупостей такими словами. Свою красоту она берегла.
— Я пойду, но рядом! — выкрикнула Юния, передёргивая плечами.
Два сундука я нести не смогла. Мне и одного-то поднять оказалось не под силу. Из-за того, как я их волочила по земле, по округе эхом разносился жуткий скрежет. Не услышать его было невозможно, но встречать нас так никто и не вышел. Мне пришлось самой доставить вещи, пусть и по очереди, к парадным дверям.
Сестра боялась оставаться на месте и всё время неотрывно следовала за мной, что тоже было неплохо. Движения хоть как-то согревали её точёную фигурку.
— Хоть бы услышали, — выдохнула я, поднимая из последних сил массивное стальное кольцо на двери.
Оно выскальзывало из руки, обжигая холодом даже через толстый мех рукавицы.
— Издевательство! Они же знают, что мы здесь! Ворота ведь кто-то открыл, — заметила Юния.
Я же, утомившись после болезни и тяжёлой дороги, соображала всё туже, а мысли мои были достаточно приземлёнными. «Устроить скорей сестру в тепле да накормить горячей пищей, потом лечь спать самой. Пусть даже не в кровать, а на полу у камина…» —размышляла я, ёжась от мороза.
Наконец нас впустили, заставив перед этим едва не окочуриться от холода на пронизывающем ветру. Разносимый последним снег царапал лицо всё сильнее и даже залетал под одежду, колко впиваясь в озябшие ноги.
Когда молчаливый слуга с мрачным лицом отворил двери и пропустил нас в замок, то меня забило дрожью с ещё большей силой. Внутри едва ли было теплей, чем на улице, разве что снега не наблюдалось.
— Прошу вас, светлейшие. Следуйте за мной.
Слуга повёл нас по гулкому холлу, своды которого были так высоки, что скрывались в темноте, неподвластной свету горящих внизу свечей.
Впрочем, по этому жуткому холоду наш путь оказался недолгим. За мощной деревянной дверью, что распахнулась перед нами в конце помещения с высокими тёмными сводами, было светло и тепло, как летним днём. Ещё играла музыка и царило какое-то веселье, дарящее нам с сестрёнкой слабую надежду на лучшее.
— Ваше высочество, светлейшие княжны Милолика и Юния прибыли! — объявил слуга, отчего смех и трели какого-то чудного инструмента тут же стихли.
С согласия князя Святослава нас с сестрой завели внутрь, а дверь с грохотом захлопнулась за нашими спинами, наконец-то отрезая от нас пронизывающий холод.
Замёрзнув, что называется, до последней косточки, мы с Юнией не могли проронить ни единого слова. Стоило нам только чуть разомкнуть уста, как зубы начинали выбивать такую дробь, что их с трудом удавалось унять. Всё, что было для нас возможно, так это склониться перед резко вставшим князем.
Последний чёрным вороном сразу закрыл собой свет многочисленных свечей, наводя на нас с сестрой тень.
— Кто из вас Милолика? — сурово спросил он.
Взгляд его был грозен и не обещал тёплого приёма. Моё неидеальное лицо князь Святослав заметил в первые же мгновения и, вполне очевидно, ждал совсем другого ответа.
— Это я, — едва вымолвила я дрожащим от холода голосом, низко склоняя голову.
Оглядев меня с ног до головы, будущий муж остановился взором на моём лице. Схватив за подбородок, заставил поднять голову, чтобы получше разглядеть множество мелких шрамов на правой щеке. Он оказался резок и груб, а потому я уже точно не ждала ничего хорошего от предстоящего брака с ним. Можно даже сказать, заранее знала, что должна была сгинуть в кратчайшие после свадьбы сроки, как неугодная.
— Милолика… — задумчиво произнёс Святослав, поворачивая мою голову то влево, то вправо, и разглядывая меня, словно лошадь на базаре.
Горло моё так и сдавило, словно тисками, а глаза заполнило слезами. Как ни готовилась я к этой встрече, всё равно мне хотелось волком выть от нахлынувшей тоски.
— Имя ей дали до болезни, унёсшей красоту, — произнесла сестрица, пытаясь защитить меня от княжеских насмешек.
Святослав смерил её недобрым взглядом и наконец отпустил моё лицо. Кожа под его пальцами отогрелась, и жар от той пополз по щекам, вынуждая меня опустить глаза в пол.
— Что за болезнь? — сухо спросил князь, возвращаясь в уютное кресло, но нам присесть не предлагая.
— У нас её называют чёрной. Переболела
