Песнь души моей - Валерия Дашкевич
Так, в первую очередь пить, значит, опять сама. Стоит узнать, что там с отцом и матерью, не может быть такого, чтоб мама и отец прохладно относились к родной дочери. Я постаралась поднять руку. Да, тяжело, но мне это удалось. Теперь надо приподняться, а это сложнее. Но, как говорится, попытка не пытка. С горем пополам получилось приподняться на локоть, второй рукой держалась за тумбочку, дотянулась до чашки с водой, стараясь аккуратно взять не разлив чашку, а чашка…….пуста……Ну вот, облом и с водой. Это что за день обломов, уже страшно становится, что будет дальше. А пить хочется, во рту, не то что пустыня, я не знаю, что….
Дверь отворилась, вошел высокий мужчина лет так сорока, темные волосы с проседью и по волосам, как мелированные, лежат фиолетовые пряди, челка с прядями падала на светлые с фиолетовым отливом глаза, и полные губы, белая рубашка подчеркивала мускулатуру мужчины, сразу заметно, что за фигурой следит, узкие брюки ,высокие сапоги. Так, а это у нас что еще за костюмированный Джек Воробей, блин, не обратила внимание, как «сестрица Аленушка» была одета. А смотрит-то как, смотрит так, что сразу вспомнилось: «Гони рубль, родственник! Мне Афоня рубль должен был!»
– Молчишь?! Молчи! – тоже мне Отелло, а что «Пить хочу!» – Ты все равно выйдешь замуж за маркиза, и твое поведение оскорбительно, не побоялась с лестницы упасть. Что молчишь? – «Пить хочу!», – да я уже догадалась, что это отец, это ж надо какая коварная и с лестницы упала специально, чтоб замуж не выходить, придурок, хоть чуть-чуть подумал бы своей башкой. – Я, дочь, расстроен твоим поведением и хочу, чтобы ты хорошо подумала над своим поведением и изменила его. Маркизу Торенсу сказали, что ты приболела. Выздоравливай. -и вышел вон. «А водички?.». Вот же самодур, а не отец. День еще толком не начался, а облом за обломом. Что же дальше мне судьба приготовила? Одно поняла: водички мне не видать, придется самой добывать.
Стала осматривать свою комнату, вся мебель в светло-коричневых тонах, стены цвета желто-золотистого цвета, прикроватные столики, большое окно, возле окна два кресла, а между ними столик…, а на столике ВОДА! Графин с водой! Надеюсь, на марш бросок сил у меня хватит. С трудом поднялась, на карачках доползла к столику, сколько ползла не знаю, мне показалось, что вечность, ночнушка то и дело путалась под ногами, вроде молодая девушка, а рубашка старый бабушкин журнал. Фух, доползла. Облокотилась о ножку столика. Рукой нашарила кувшин, постаралась его стянуть со стола так, чтобы не разлить. Получилось. Боже, как хорошо!А говорят, что счастья в мире нет! Пила я взахлеб. Когда открылась дверь, и как вошла девушка, я и не увидела, только услышала:
– Госпожа, что же вы на полу-то сидите? – по закону подлости от неожиданности кувшин вылетел у меня из рук, обливая мою милую рубашку водой. «И что мне теперь, рубашку обсасывать, чтоб напиться? Не могла позже прийти». Девушка подбежала ко мне: – Давайте я Вам, госпожа, помогу, сейчас придет целитель, вам стоит переодеться. – Она помогла мне подняться, переместиться на кровать, сняла рубашку и принесла похожую. Кошмар! Никогда не любила такие ночнушки, покупала себе шелковые коротенькие рубашки. Меня уложили в кровать. – А вы, госпожа, пить, наверное, хотели. С вами оставалась леди Оливия, она обещала присмотреть. – Так вот, значит, как зовут «сестрицу Оливию», конечно, она присмотрела, еще как присмотрела. Девушка, я так поняла, служанка. На ней были одеты длинное коричневое платье под горло, белый передник, русые волосы собраны, глаза серо-голубого цвета, симпатичная. – Вы лежите, лежите, я от вас никуда теперь не отойду. – Вот только, как зовут девчушку, я не знаю. Не изображать же потерю памяти.
Минут через десять пришел отец с мужчиной лет шестидесяти. Седые волосы, серые глаза с искринкой, морщины вокруг глаз, будто человек любит смеяться и улыбаться, будем надеяться, что добрый, а то смотри по доброте душевной и улыбкой залечит. Сюртук темного цвета.
– Магистр Клоуф, как вы и говорили, Ирэнээль лежала, не вставала, проспала до утра.
«Это кто Ирэнээль, я что ли? Здорово, меня тоже зовут Ирина, не сложно будет привыкать. Хоть какая-то хорошая новость», – а вот насчет не вставала, молчим! Я посмотрела на служанку взглядом говоря ей: «Молчи!»,– девочка понятливая, молчит.
– Сейчас посмотрим, – магистр стал по мне водить руками, – небольшое сотрясение, леди, как вы себя чувствуете? – и все, ручками поводил и все ясно, что не каких анализов и МРТ?
– Благодарю, хорошо, по началу голова болела, а сейчас хорошо, – «И даже жажда не мучает, благо мне», – а голос у меня ничего так, красивый. Интересненько, как выгляжу, ночью-то рассмотреть себя времени не было.
– Ну что скажу, постельный режим, укрепляющий отвар, через пару дней еще раз приду посмотрю ,но думаю все будет хорошо. Организм молодой, крепкий. -на этом они вышли, напоследок отец посмотрел на меня так, как будто я ему не рубль должна, а долларов сто. Мда… нужно что -то делать, в первую очередь я просила оставить мне память, будем вспоминать. А как?
Служанка сидела в кресле и вышивала или шила, мне не до нее было, нужна информация, а информация – это моя память, жесткий диск, блин. Постаралась расслабиться и ни о чем не думать. Поначалу ничего не происходило, а потом пронзила боль в висках, пошли картинки: вот я, то есть Ирэнээль, маленькая, с ней играет мама – красивая стройная женщина с белыми пепельными волосами и глазами сиреневого цвета. Она улыбается и смеется, а в глазах грусть. Вот ребенку года три, она узнает, что ее мама умерла, а через месяц папа приводит новую женщину с девочкой, на этом жизнь маленькой Ирэнээль меняется: мачеха шпыняет, все лучшее достается ее дочери, отец так же относится к дочери мачехи лучше, чем к ней. В семь лет в библиотеке она подслушала разговор отца и мачехи: дочь мачехи – родная дочь отца. Слуги шепчутся, позже девочка узнает, что когда мама была беременна, отец уже тайно общался с мачехой, а мама не могла его бросить, ведь он был ее истинным. Мама девочки была эльфийкой, и без истинного она умерла бы от тоски, вот и мучилась женщина. Отец – человек, маг-некромант,