Семь опасных теней (ЛП) - Метани Валинн

— Я в порядке, спасибо. Хорошего дня, Оба-сан, — я быстро поклонилась, а потом повела сестру со двора, пока мисс Оба не решила задать больше вопросов.

Мы с Ами отошли на пятнадцать шагов, и мисс Оба крикнула:

— Фуджикава-сан, стой!

Я отцепила от ладони последний камешек и сделала вид, что не слышала ее.

Два

Храм Фуджикава

Киото, Япония

На пути к храму сестра усыпала меня вопросами, тянула за юбку, чтобы привлечь внимание. Я держала голову высоко, шагала быстро, прижимая изорванную сумку к груди, игнорируя любопытные взгляды незнакомцев. Несмотря на холод позднего ноября, пот пропитал мою одежду, и она прилипла к пояснице.

— Тебе разве не нужны бинты? — спросила Ами. — Ты ранена!

«Бинты мне не помогут», — хотела сказать я, но не стала. Я была отвлечена количеством ёкаев на улицах сегодня, и мне нужно было сосредоточиться, чтобы уберечь нас. Не все ёкаи были злыми, но многие любили шалить. Они жили в современной Японии, скрывая их натуры под мороком, похожим на людей, скрывая шкуры, рога и когти под дорогими деловыми костюмами, формой рабочих или даже цветочными платьями бабушек.

Ами помахала соседке, миссис Накамуре, не понимая, что махала хоннэ-онне, «костлявой женщине». Ами не видела череп ёкая, всегда настаивала на приветствии соседей по пути домой.

Некоторые люди, как дедушка и я, рождались со способностью видеть сквозь морок ёкаев. Других можно было обучить. Дедушка когда-то учил маму замечать ёкая. Мама была наследницей, старшей дочерью, гордостью его жизни. Я не знала, что произошло, но их история не закончилась счастливо. Теперь мама бывала в храме только по главным праздникам. Они с дедушкой почти не говорили.

Я была запасной наследницей дедушки, готовилась нести наследие, которое старались игнорировать родители и старший брат, Ичиго. Им казалось, что работой в храме не разбогатеешь. Маму растили в нем, но ни она, ни мой отец не верили в это. Больше не верили. И мой брат, Ичиго, не хотел становиться жрецом.

— Кира? — Ами потянула меня за юбку.

Мы прошли большие окна кафе. Внутри девушка оторвала взгляд от журнала, увидела мою одежду в крови и разбитые колени и улыбнулась. Призрачные усы мерцали у ее щек.

— Кира.

Мой браслет вспыхнул жаром, как летнее солнце. Куда я ни смотрела, я видела ёкаев. Я не понимала, что происходило. Я еще не видела столько на улице…

— Кира! — завизжала сестра, испугав соседей на улице. Они прищурились, обвиняя меня, старшую сестру, а не громкого ребенка в пяти шагах за мной. Их мысли было видно по их лицам: «Кира должна уметь справляться с ребенком. Она же старшая сестра». Я как-то умудрилась разочаровать даже соседей и прохожих.

Я повернулась к Ами, впилась ногтями в ладони.

— Что?

— Мы прошли храм, глупая, — она потянула веко вниз пальцем и высунула язык, а потом развернулась и побежала по дороге. Я подняла голову и поняла, что алые тории храма Фуджикава были в половине улицы за нами. Я так задумалась, что и не заметила, как прошла их.

Ами пробежала к главным вратам, чуть не врезалась в гостя храма. Она всегда забывала, что нужно было идти слева под вратами, так было прилично. Она не раз врезалась в посетителей. Я вздохнула и поспешила за ней.

— Постарайся быстрее сделать уроки, — крикнула я. — Я не хочу снова поздно прийти домой!

Ами отмахнулась и продолжила подниматься по ступенькам храма.

Одна из жриц храма стояла у каменной лестницы, прощалась с парой пожилых гостей. Я поспешила мимо, быстро поклонившись, не желая позориться перед постоянными посетителями. На лестнице были туристы, делали селфи возле каменных львов-стражей. Они смеялись слишком громко, строили гримасы, смеялись над статуями. Чужестранцы не всегда уважали наши храмы так, как должны были, не понимали значение этих мест.

Вскоре стало видно храм. Храму Фуджикава была почти тысяча лет, он был как жемчужина в одном из горных склонов Киото. Главный зал стоял в центре храма. Духи-ками размещались в хондэне, главном святилище, за главным залом. Существовали сотни тысяч ками — духов, оживляющих пейзаж вокруг нас, или предков, живших на земле до нас — но главной была Аматэрасу, богиня солнца, самая почитаемая ками в синто.

Подношения и залы собраний были слева и справа от главного зала, три здания формировали большой общий двор, скрывающий из виду уединенные части храма.

Я миновала врата храма и смогла дышать легче. Воздух освежал лицо, пах зеленью. Жизнью. Я замерла у фонтана, чтобы ополоснуть руки и рот, а потом поспешила мимо пруда во дворе и деревянных табличек эма. На табличках были хорошие пожелания гостей для ками. За стойкой Усаги обеими руками протягивала амулет защиты гостю. Если она была спереди, значит, личные кабинеты были пустыми. Хорошо.

Жрицы проходили мимо меня, занятые своими делами или подготовкой к грядущим фестивалям. Все были заняты, все спешили. Никто не замечал меня. Это было отлично, потому что я была не в настроении объяснять состояние своей школьной формы.

К счастью, в кабинете я оказалась одна. Я сунула книги и пострадавшую сумку в шкафчик, схватила форму мико из выдвижного ящика, стараясь не запачкать кровью белое кимоно. Я прошла в ванную, закрыла дверь и трижды ударилась об нее лбом.

Бака. Глупая.

Извинись, Кира.

Я говорила себе, что они ошибались, врали. Я не была дурой. Но их слова прилипли к ребрам внутри, будто я проглотила что-то прогорклое. Те девушки могли делать вид, что защищали «репутацию» Когаккана, но на самом деле они трусливо искали легкую жертву. Я просто не была рада, что их жертвой оказалась я.

Я повесила пиджак на крючок, заметила под рукомойником аптечку. Руки дрожали от недовольства, пока я открывала коробку. Нет, от ярости, потому что я никак не могла остановить Аяко и ее подруг. Ее отец владел одним из самых больших звукозаписывающих лейблов J-попа в стране, и если бы я навредила его дочери, я вызвала бы проблемы для семьи и храма.

Я пыталась открыть антисептическую салфетку, ругаясь, когда бумага порвалась, но криво. Я не должна была так расстраиваться. У меня были отличные оценки, я была вежлива с учителями и учениками, и я старалась не выделяться. Мой отец управлял успешной компанией электроники в Киото, и хоть его работа не была модной, она приносила доход. И было честью работать с моим дедушкой в храме Фуджикава.

Но 99 процентов одноклассников были из другой экономической сферы, там были другие правила и ожидания. Меня часто обвиняли в «kuuki yomenai», в том, что я не могла «читать воздух», потому что порой я упускала намеки в разговоре.

Несмотря на мои старания, я выделялась. Сильно. Было сложно начинать, когда так выделялся. В храме у меня хотя бы было место среди древних ритуалов, талисманов и старой брусчатки. Я любила каждый дюйм этого места, это было мое убежище.

Я перевязала раны. Я оделась, от формы жрицы пахло кедром. Алые хакама, белая рубаха и красные ленты в волосы. Чистая ткань на коже прогнала мой гнев. Я вздохнула и подумывала провести очищающие ритуалы перед работой — я много злилась в этот день.

Мое внутреннее спокойствие длилось миг. Я вышла из ванной, подняла голову и обнаружила, что уже не была одна.

Один из стражей-кицунэ храма, Широ, сидел за столом в кабинете. Он был моего возраста, может, на год-два старше, выглядел как поп-идол, любил шалить. Широ выглядел почти как человек, кроме лисьих ушей, торчащих из густых рыжеватых волос. Как многие ёкаи, он скрывал уши мороком на публике. Не все кицунэ были добрыми, но стражи храма, как Широ, защищали места поклонения ками и Аматэрасу. Широ служил в храме Фуджикава со своим холодным, но талантливым старшим братом Рёсуке, который предпочитал, чтобы его звали Ронином. Когда нас знакомили, прозвище показалось мне странным, но оно ему подходило.

Широ, похоже, ждал меня.

— Эй, — сказал он, склоняясь на стуле и упираясь предплечьями в колени. На нем были синие хакама жреца, а не красные, как мои. — Тяжелый день?