Во имя Долга (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна
Майор в двадцать восемь — это, мягко говоря, стремительная карьера. Причины для повышений были невразумительные, да и послужной список исключительно на должностях замов и помощников добавлял подозрений. Складывалось впечатление, что начальники просто хотели избавиться от такого работника, не заработав при этом проблем, поэтому ловко подсовывали его с повышением в другие отделы. И, присмотревшись поближе, я очень хорошо их поняла. Ссориться с генералом — себе дороже, а работать с этим кошмаром ни одному нормальному специалисту не захочется.
У нас он удивительным образом задержался. Впрочем, чего удивительного? Начальник станции — бывший сослуживец Зуева-старшего, по слухам обязанный ему жизнью. Надо думать, папа попросил в счёт долга.
Сейчас, впрочем, личные качества майора волновали меня мало. Гораздо важнее было понять, куда именно он меня тащит. Неужели устал от своих многочисленных красоток, и решил попробовать чего-нибудь новенького в моём лице? Нет, вряд ли; не с его переборчивостью и богатством выбора, за ним едва не вся женская часть населения станции готова была бегать. С той же Хелен я ни в какое сравнение не шла.
Мучилась неизвестностью я недолго: мы спустились к стыковочным модулям и двинулись по одному из коридоров к располагающемуся там кораблю. При ближайшем рассмотрении это оказалась небольшая комфортабельная яхта. Единственное просторное помещение совмещало в себе рубку, кают-компанию, камбуз и, вероятно, спальню. Посередине — два больших мягких дивана, полукольцом охватывающих круглый столик, впереди на возвышении — пульты управления и два кресла. Вдоль одной стены — пищеблок, вдоль другой — какие-то шкафы и стеллажи.
— Давай, давай, шустрее ногами перебирай, — мужчина слегка подтолкнул меня в спину к креслам и, пока я устраивалась, уселся сам. — Видишь ли, я решил организовать себе отпуск, — жизнерадостно сообщил он, пробуждая яхту. Рычаги управления ткнулись ему в ладони, и перед нами на обзорном экране открылась чёрная бездна с искорками далёких звёзд. — А то работаешь-работаешь, а жизнь проходит мимо. А ты просто потом вернёшь яхту на место, чтобы она на Земле не маячила, угу? — мужчина бросил на меня весёлый взгляд.
И вот тут моё чутьё наконец-то взвыло: на Землю мне точно не было нужно, ни сейчас, ни потом. Да и… странное что-то мелькнуло во взгляде моего начальника, очень неожиданное и непривычное.
Тонкая отравленная игла впилась в шею мужчины прежде, чем я успела окончательно осмыслить своё положение.
— Ах ты, сучка! — не злой, а даже как будто восторженный возглас. Дальше было непонятное смазанное движение, вспышка боли в голове и темнота.
Семён Зуев.
Как же мне всё это надоело!
Никогда не думал, что безделье бывает столь утомительным. Впрочем, утомляло меня не столько безделье, сколько необходимость тратить уйму времени на абсолютно бесполезную деятельность.
Я поднялся с кресла, прошёлся от стола к стене и от стены к окну, разминая ноги. Потянулся, закинув руки за голову, разглядывая великолепный вид на галактику — с окраины и немного сверху. Потрясающее качество изображения: я же знаю, что кабинет находится посреди станции, со всех сторон — другие помещения, да и вид в окрестностях не столь восхитительный. Но полная иллюзия, что смотришь в окно, даже дух захватывает от вида этой звёздной круговерти.
Несколько секунд стоял, любовался и думал о постороннем. Например, о том, как давно не был на Земле. Семь лет, даже почти восемь. Последний раз когда варькин дориец на голову свалился, да. Младшего брата только на картинке видел. Дожил. Нет, точно, сейчас с этим делом закруглимся, и рвану: отгуляю всё, что накопилось за годы службы без перерывов и выходных, включая все премиальные и больничные.
С трудом разогнав приятные посторонние мысли, я решительно развернулся на месте и двинулся к выходу. Сегодня должен был прийти ответ на мою докладную записку о нецелесообразности дальнейшего участия моего отдела в операции под кодовым названием «Свинцовый щит», ради которой я последние пять лет безвылазно прозябал на этой станции. И, если генералитет согласится с моими выводами, мечты об отпуске вполне могут стать реальностью.
Да даже не об отпуске; лишь бы сменить место прописки! Надоела эта бесполезная суета; меня терзали некоторые неясные подозрения и мучили нереализованные желания. Хотелось чьей-нибудь крови и спать.
Начальство предсказуемо минут сорок трепало мне нервы нравоучениями и выговором. Старый параноик не доверял никаким защитным средствам, поэтому подчинённым оставалось только читать по глазам и догадываться по смыслу об истинных настроениях командира станции. Самое смешное, почти весь коллектив в совершенстве владел искусством толкования начальственной мимики.
Соотнеся профиль искривления полковничьих губ и уровень громкости нотаций с набором употреблённых ругательств (их было удивительно немного, и все — исключительно литературные), я сделал вывод, что операция действительно подходит к концу, о чём ему пришёл соответствующий приказ. Стало быть, там согласны, что мы выжали из всех двадцати четырёх объектов максимум возможного, и пора было передавать их в застенки смежного ведомства для дальнейшего дознания и экспериментов. Желательно, как можно скорее.
Я не имел ничего против оной поспешности, даже был ей рад, и очень желал разделить с кем-нибудь эту радость. Вариантов было два: отражение в зеркале и прекрасная во всех отношениях женщина. Разумеется, я предпочёл второе, и завернул по дороге в картотеку, к моей горячо любимой коллеге и даже почти напарнице.
Хэлен была настолько хороша, насколько вообще может быть хороша женщина. Красива, изящна, чувственна и нечеловечески умна. Была бы чуть глупее, я бы, наверное, женился; но Хэл ко всему прочему была слишком любвеобильна, чтобы ограничивать себя одним мужчиной, а я слишком консервативно воспитан, чтобы делить с кем-то жену.
Предупредив свою секретаршу (и, по совместительству, дежурную головную боль) о том, что вечером она мне понадобится, я заперся в своём кабинете под благовидным предлогом маленьких шалостей и удовлетворения низменных потребностей.
Выпустив стройное тело женщины из рук, прошествовал к своему месту и со стоном рухнул в кресло.
— Всё так плохо? — иронично поинтересовалась Хэлен, присаживаясь на подлокотник кресла и гладя меня по голове.
— Нет, всё отлично! — я расплылся в довольной улыбке. — Пора сдавать объект на опыты. Поразвлёкся сам — передай другому. Будь человеком, сделай мне кофе, а? Как ты умеешь, такой чтобы — ух! А я пока позвоню, обрадую смежников.
— Бедненький, — сочувственно улыбнулась красавица, слегка коснулась губами моих губ и отправилась к бару. — Папе привет передавай. Может, тебе в кофе чего покрепче плеснуть?
— Нельзя, — с сожалением отклонил я заманчивое предложение, настраивая рабочую болталку и лишний раз перепроверяя все системы шифрования и безопасности. — Работа. Ну, ничего, сейчас своих ребят обрадую, сдам зверушку, сдам отчёт, и смогу от этих глупостей отдохнуть. Чего и вам желаю!
— А я не устаю, — мне подарили солнечную улыбку, и жизнь стала легче. Действительно, что-то я раскис; Зуев, возьми себя в руки, не мальчишка уже, чай — четвёртый десяток пошёл. Пора звонить папе!
И я отправил вызов.
— Зуев слушает, — сообщил звонкий детский голос, и картинка вместо человеческого лица отобразила что-то мутное и невнятное, крайне возмутившее вестибулярный аппарат. Он у меня тренированный на всякие перегрузки, но жаловаться на жизнь ему это никогда не мешало.
— Мне бы Дмитрия Ивановича, — хмыкнул я.
— А по какому вопросу? — подозрительно уточнил тот же голос, и перед глазами поплыли и запрыгали пёстрые пятна.
— По важному! — злорадно сообщил я.
— Сейчас кто-то по заднице получит, — пригрозил отцовский голос, потом меня оглушил пронзительный и очень радостный детский визг, перед глазами опять поплыло. После чего появилось смутное белёсое пятно, быстро обретшее чёткость и отлично знакомые черты.
