Елена Саринова - Евсения. Лесными тропками
- Евся! Ты дикая! Но, я ж тебе когти пообстригаю, так и знай! - уже скача по широкой улице, прокричал он, на ходу сдергивая дырявую мешковину с кудрявой светлой головы.
- Скачи-скачи, кёнтаврь!
- Лех, лучше мне леденец купи! - высыпала вслед за мной на дорогу хохочущая во весь рот ребятня... А ведь, не знает, дурень, как рисковал... Да и я... еще пуще. Оттого и обозлилась не на шутку.
- Дядька Кащей! - оборвали мои хмурые мысли новые детские крики, но, в этот раз, приветственные - к нам, с другой стороны улицы, покачиваясь, будто от ветра, шел сутулый хозяин здешних хором...
"Кащей", в переводе со все того же, означает "пленник", что к приближающемуся сейчас старику имело прямое отношение, правда лет одиннадцать тому назад. Тогда, с горы, в которую весь Купавная своей единственной улицей почти упирается, сошла снежная лавина, вызванная неизвестными сотрясениями горных пород. Хотя, многознающие утверждают, что причиной тому явлению стали "темные" дела, происходящие в соседних с нами землях Озерного края. Будто там какую-то пещеру обвалили, ходы в которой на много миль вдоль всех Рудных гор простирались. Но, не то важно. А важно, что на самом гребне той лавины, и прямиком в огород нашего порядника и заехал на своих полозьях, тогда еще Терех, промышлявший на пару с подельником "черными" перекупками[4]. Подельнику повезло больше, хотя, судить о том сложно, ведь его судьба для нас неизвестна. А вот наш "счастливчик" переломал себе обе ноги, перейдя, сначала в ранг "пациента" весевой знахарки. А уж потом ему на выбор и была предоставлена судьба - либо быть торжественно сданным государственным властям, либо остаться здесь и стать частью местной языческой общины, коей, по большому счету, глубоко начхать на отсутствие у нового своего члена даже паспорта. Главное, чтоб у него в наличие имелись: незлобливый нрав, умелые руки и, хотя бы уважительное отношение к многоликому божественному "хороводу"[5]. А обращение "Кащей" так и зацепилось, сначала за местные языки, а потом уж надежно осело и в головах, что с годами привело к тому, что и сам бывший Терех при знакомстве стал представляться по новому, языческому имени. Благо, за пределами веси его значение мало кто знает.
- Ой, л-ли, - расплылся, при виде такой дружной компании, воротившийся хозяин, а потом прищурил на меня свои большие осоловелые глаза. - Чисто Мокоша[6] с дитями ты, Евсения и при хозяйстве.
- Ну, уж, - в ответ беззлобно фыркнула я, однако, тут же перевернув метлу к низу прутьями.
- Дядька Кащей, а мы про люде-коней сегодня читали. Ты нам такие же свистульки вырежешь?
- Ага, всем, окромя Галки, а то ей опять примерещится.
- Сам ты... Дядька Кащей, а мне тогда с птичкой. А я ее дома сама разрисую. У меня и краски есть, - обступили старика со всех сторон дети, дергая его, то за помятую рубаху, то за полное липовых заготовок под такие же забавы лукошко... Интересно, а где ж он "накатить" то успел? Не иначе, как с пастухом опять под березами об устройстве мира беседовали:
- А, ну-ка, всем помолчать! - напомнила и я о себе. - Докладываю: в ваше отсутствие на вверенном мне для просвещения дворе... - бросила я быстрый взгляд по притихшим ребячьим физиономиям. - ничего безгодного не произошло. Дети вели себя примерно. Книги - все в сохранности.
- А Лех в личине? - подала голос смуглая Жула, но тут же была одернута за жидкую косицу:
- Так-то ж за калиткой было. Молчи.
- Ну, раз вы такие молодцы, - сделал Кащей вид, будто он не только слабо видит, но, и слышит. - добро, смастерю вам свистульки с люде-конями, - а потом закончил, уже через радостный визг. - Евсения, ты-то завтра придешь?
- А у вас опять дела? - тоже повысила я голос.
- Да просто приходи. Я буду чадам читать, и ты тоже послушаешь. Или выросла уже из познавательных книжек?
А что мне ему ответить? Не выросла я. Да только в книжках этих, не про таких, как я написанных, больше вопросов, чем ответов, дать которые мне здесь некому:
- Будет время, приду. И за новое лукошко благодарствую... Ой, а, где ж я его оставила-то? - и подорвалась назад к высокому крыльцу, приткнув по дороге в прежний угол свое "воспитательное орудие"...
От Кащея мы возвращались, сначала все той же шумной "компанией", постепенно по дороге отпочковываясь каждый в свой двор, и оставшись, в конечном счете, на пару с трещащей без умолку Галочкой. А как же иначе, когда столько за день впечатлений, которыми требуется поделиться и в самых мельчайших подробностях. Но, сегодня, пришлось мне дитё расстроить:
- Нет, милая, я к вам не загляну. Так и передай от меня Любоне, что, мол, торопилась она сильно, потому как Адона гневаться будет, - девочка хлопнула пару раз своими, точь-в-точь, как у моей подруги, голубыми очами и внесла предположение:
- Так и пусть она... гневается, тетка Адона. Все равно ж, накричать на тебя не сможет.
- О-о, зато, как посмотрит, - в ответ засмеялась я, разворачивая ее в сторону далекого, в самом начале улицы, терема. - Иди ко, краски на свистульку разводи, - сама же свернула в ближайший, ведущий вон из веси проулок, и тут же добавила шагу, болтая в руке пустым берестяным лукошком.
Они в вправду очень схожи, две смешливые и радующие взор, будто румяные булочки сестры, всю свою жизнь, проведшие в этом тихом, отгороженном от остального мира деревянными идолами месте. За тенистым палисадником и кружевными занавесками самого красивого дома в Купавном - хоромах самого порядника Вила. Однако, стоит сказать, что, вот уже три года, как и эти надежные преграды нехотя расступились, впустив вдоль длинной весевой улицы ветер перемен. А началось все с похорон. Хотя, обычно, ими все заканчивается, но, это, смотря кого в последний путь провожать...
Не смотря на укромный образ жизни, весь Купавная гостей "извне" знала и принимала. Правда, не всех. Говорят, лет восемь тому назад прямо от придорожных "хранителей"[7] была завернута целая делегация церковных Отцов. А еще одному свезло и того меньше, потому как, его наш местный бык "завернул", которому тот чем-то не приглянулся. А может, наоборот чрезмерно приглянулся, только, не ему, а пятнистым подругам ревнивого бугая. Да, не о тех скачках в рясе по лугам сейчас речь, а о гостях особых - "дорогих", по которым мы, обычно и узнаем, чем живет остальная, "цивилизованная" страна. Этих гостей сам Вил привечает, навесив на впалую грудь тоже особую порядничью бляху (которая к тому ж, "от чужого лиха" оберег). Больше же всех наш глава традиционно благоволит к гномам из Бадука, кои прибывают, в меру своей деловитости всегда не одни, а в сопровождении дребезжащей всяким железом подводы. Тут вам и плуги и чаны и ножи и еще много разной всячины, сильно в хозяйстве требуемой, а значит и востребованной.
