Елена Сарафанова - Поверить в чудо (трилогия)

— Обязательно. Если присоединишься к нам, будет тебе и знакомство с Димой, и сразу же расскажешь о своих впечатлениях о командировке.

— Договорились.

— Тогда до завтра, созвонимся с утра.

На вопросительный взгляд напарницы девушка объяснила.

— Моя лучшая подруга работает в туристической фирме и ездит изучать новые перспективные туры для наших отдыхающих. В этот раз маршрут Наташи составили Канарские острова и западное побережье Африки.

— Ой, как интересно, — воскликнула Галина.

— А подружка часто жалуется, что в поездках скучает по Киеву, хотя зимой, да ещё такой снежной, как в этом году, побывать на юге, искупаться в океане, попробовать экзотическую морскую кухню — это сказка.

Сокора, предупреждённый об увеличении их компании, предложил для баланса прихватить с собой ещё кого-то из мужчин. Выбор пал на Макса.

— Правда, не знаю, согласится ли он, — хмыкнул Дым.

— Я его уговорю, — пообещала Ольга. — У нас как раз намечается небольшая поездка вечером.

— Да? А куда?

— Дома расскажу. Всё, пока, я работать.

По пути на правый берег Днепра Макс обстоятельно рассказал всё, что успел выяснить.

— Марианна Яковлевна Фройд, 65 лет, дважды вдова, долго жила за границей, вернулась в Киев 10 лет назад и занялась строительством особняков для местной элиты. Юлька — жена Тищенко — внучатая племянница Фройд. Марианна — родная сестра её бабушки.

— Что о Фройд говорят ваши?

— Состоятельная, предприимчивая, безжалостная, одним словом — стерва.

— А мне нравятся стервы, — улыбнулась Ольга, — у них есть характер. Плохо лишь, когда стервы превращают свою жизнь в зло и потом из-за него же и страдают.

— Ага, замкнутый круг получается. Стерва — зло, и зло — это стерва. Или можно ещё сказать, что у зла лицо стервы.

— Кстати, о лице, — повернулась Ольга к охраннику. — Какая она, эта Фройд?

— Говорят, в молодости была потрясающей красавицей — зеленоглазая, рыжая, фигуристая и всё такое.

— Рыжая? А я думала, она брюнетка, ведь явно еврейское имя.

— У евреев рыжих много, поверь. Блондинок мало, в основном крашенные, большинство — брюнетки, конечно. Но рыжие — это цвет любой нации, в том числе и еврейской. Кстати, мы уже приехали.

Их автомобиль остановился на одном из многочисленных холмов правого берега, откуда открывался вид на местную больницу, состоящую из нескольких корпусов.

— Крайнее здание справа — терапия. Верхний этаж — там, где пластиковые окна — vip-отделение. Я вчера здесь позависал немного, осторожно пораспрашивал персонал о самочувствии Фройд, так все говорят одно — дама плоха, лежит в прострации, диагноз непонятен, перспективы никакой.

— О, Боже! — тихо воскликнула девушка.

— Что ты так переживаешь о паучихе? — удивился Макс.

— А если я невольно её убила?

— И что? Так ей и надо.

— Ты не понимаешь. Мне нельзя убивать… Хотя, что я говорю — никому нельзя убивать.

— Оля, не глупи, — огрызнулся охранник. — Какое "нельзя"? Всё-равно убивают. И много. Постоянно. Да вся история человечества — это сплошные убийства.

— Но именно мне нельзя.

— Это какое-то правило?

— Да. Потому что его нарушение карается смертью близкого человека. Так погиб мой первый муж…

— Ты вдова? — обалдел Макс.

— Уже четвёртый год.

— Дела-а, — протянул мужчина. — Сочувствую, Оля.

— Лучше давай о деле, — перевела разговор девушка. — Посмотри на больницу, что ты видишь?

— Ничего такого — корпуса, парковка, снег кругом… А что я должен видеть? Ты объясни.

— Сосредоточься на окне, где лежит паучиха. Давай.

Макс засопел, прищурился, вгляделся, а потом выдохнул:

— У её окна клубится "чернота", значит, и внутри её хватает.

— Вот, — удовлетворённо кивнула Ольга. — Всё насланное вернулось и находится рядом с хозяйкой.

— Но почему "чернота" не рассеивается в пространстве? Ведь защита у Фройд наверняка стоит надёжная?

— Думаю, возврат завязан на носителя и Марианне нужно провести какой-то ритуал или что-то подобное, чтобы откат исчез.

— А как она его проведёт, если находится в отключке? — резонно заметил Макс.

Они замолкли, переглядываясь, а потом Ольга спросила:

— И давно эта дама в таком состоянии?

— Три недели.

— Странно, — пробормотала девушка. — И непонятно. Почему никто из ваших не поможет Фройд? Это ведь неправильно — столько "черноты" в одном месте, а вокруг люди и, заметь, больные, то есть сопротивляемость организмов у них низкая. Наверняка у многих начались обострения… да и вообще, при длительном контакте больного человека с "чернотой" до летального исхода рукой подать.

— Не знаю, Оля. Наши точно должны были помочь, но видимо не смогли.

— И что теперь делать? Это ведь, как маленький Чернобыль — паучиха фонит и всех заражает. Кстати, а почему "паучиха"? Кто её так назвал, ты?

— Нет, это Ли, то есть, Василий Фомич. Он был при разговоре, когда я докладывал Тищенко о том, кого обнаружил в этой больнице. Вася и высказался, что мол она — паучиха.

— Интересно, — выгнула бровь красавица. — Тебе не кажется, Макс, что тут замешано что-то личное?

— Кажется, но со мной мужики откровенничать не пожелали. Может, у тебя получится что-то узнать?

— Хорошо, я попробую.

— Оля, прости, закурить страшно хочется, я выйду ненадолго, — Макс, рывком застегнув куртку, выскочил из машины, а девушка тихо засмеялась, понимая, что он сбежал, чтобы не выслушивать её нотаций о вреде табака. Но сидеть одной Ольга не захотела и вышла вслед за своим охранником.

— Не бойся, ругать не буду, — успокоила мужика, а потом, встав рядом, закрутила головой. — Всё-таки Печерск — красивый район, необычный. Тут тебе и новые высотки, и парки-скверы, и много домов из шестидесятых годов, а ещё встречаются совсем хибарки или вон, — кивнула вдаль, — целый квартал частных особняков, один другого круче.

— Ага, — кивнул Макс. — Хотя я больше люблю Подол. Правда, сейчас он тоже перестраивается, но, по крайней мере, архитекторы стилизуют новостройки под общую картину старого города.

— Слушай, Макс, — повернулась к нему девушка. — Хочу спросить по поводу своих браслетов. А ты сам не можешь их подзарядить, в смысле, усилить "черноту"?

— Попробовать могу, но гарантий не даю, у меня ведь другая специализация. — Он отбросил окурок и протянул руку. — И раз мы на улице (а такие вещи мне удобнее делать на открытом пространстве), давай прямо сейчас и проведём эксперимент. Методику мне Феликс объяснил. Только ты отойди подальше, мало ли что.