Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова
– Жуть какая-то! – поёжилась Вика. – Если принять твою чушь на веру, то я была ею использована? Нет, Белояр! Ты меня разыгрываешь, чтобы лишний раз попрекать меня моей тайной порочностью. Ты лицедей и манипулятор!
– Лишь отчасти, Вика.
– Прости меня, Радослав, думай что хочешь, но не я была златокожей инопланетянкой. Не могла я! Перед Ландыш винись, если хочешь. А я перед Куком не собираюсь …
– Если была игра, и никакой Лоты нет, в чём ему виниться? – Ландыш не хотела признавать никакой реальной вины мужа, столь счастливо любимого ею в последнее время. – Мы же не отвечаем за свои сны. Я тоже целовалась с магом, и он меня домогался, – выпалила вдруг она. – Чуть-чуть… – Ландыш вдруг испугалась своих откровений. – А оказывается, его и нет.
– Чуть-чуть это как? – спросил муж, – лёгкий и ни к чему не обязывающий секс? Или только поцелуи, но взасос?
– Он же фантом! Хороша бы я была, пойди я на поводу своих обид. Поскольку о страстях речи не шло. Я была сердита на тебя, Радослав. Я каждый день била посуду, а тебе хоть бы хны! Он, – она обращалась уже к Вике, – заказывал новую посуду, говоря, что денег у Кука куры не клюют, поскольку кур в округе и нет. А что ещё остаётся делать таким тунеядцам, как я и он, как не сходить с ума. Вот как он говорил. Так что, я не считаю за измену его сны. Тем более, сны были не наши, а Сирени. Только опять непонятно. Как же можно жить в чужих снах? Я же всё помню. Иву, Капу… – тут Ландыш умолкла.
– Какую ещё Капу? – ухватился за слова жены Радослав.
– Вообще-то, он был красивый мужчина. Ты точно к нему бы меня приревновал. Но до глубокого интима дело не дошло, как было у тебя со шлюшкой Лотой. Так что успокойся, милый. А тебе было с нею как? Ты помнишь? Отлично или так себе? Вика, ты не помнишь, как тебе было с моим мужем?
– Не заговаривай мне зубки, я не Виталина, – процедил он.
– Не была я ни с чьим мужем! – почти закричала Вика. – У меня свой неувядаемый хрен имеется. Надоел потому что, как горький хрен!
– Что редьки не слаще! – вставил Кук.
– Кук сочинил про Лоту. Неужели ты не поняла, Ландыш? Всё было и есть, как он и говорит, кроме этой Лоты. Не была я тут никем, кроме себя самой. Ты же её и сама видела. Не могла же я раздвоиться? Кук так говорит, чтобы оправдаться передо мною за свою любовницу Сирень, к которой он от меня сбегал, да ещё взвалить на меня несуществующую вину. Дескать, всё равно вокруг галиматья творится, так уж заодно и меня надо закружить в окружающем бреду. И тебя, Ландыш, с Радославом рассорить. Он такой коварный и двуличный, а то и трёхличный…
– Трёхчлен, каюсь, Викуся, – смеялся Кук. – И всегда таковым был. Мне всегда одной женщины мало для полного удовлетворения.
– За что я терплю всю мою жизнь? Не могу вспомнить ни одного своего приличного мужа.
– Так ты ж, Викуся, припозднилась родиться во времена оны, когда у жён и мужей была друг на друга пожизненная собственность как на личное имение. Теперь мы люди свободные, экономически не закабалены. Хотим любим, хотим уходим. Без особых драм. К чему они при столь тяжёлой жизни и легковесной нашей природе? К тому же к детям доступ неограничен при любом раскладе. Истинный мужчина каждому ребёнку – отец, если по духу. А ущербный отец и своих детей в лицо не узнаёт.
– Первобытный промискуитет, – вот что это, а не подлинно человеческая свобода…
Вику перебил Радослав, – Мне кажется, что мы собрались тут не ради того, чтобы выслушивать ваши семейные склоки, как ни занимательны они для нашего досуга.
– Милые бранятся – тешатся, – Ландыш при всех села к Радославу на колени.
– Утешаться будем потом, – сказал он и отпихнул её. Она села рядом, решая, уместны ли тут обиды в виду коллективного помешательства.
– Как ты мог, Кук, так обмануть Андрея! – не унималась Вика, – отдать его инопланетному монстру! Для его еды или игр, – какая разница!
– Вика, прекрати свой куриный гвалт! Кук не твой петух. Он наш командир, а мы все члены одной команды, – Радослав уже не скрывал своего раздражения.
– Мы тут все актёры погорелого театра! – парировала Вика. – Особенно ты, главный герой-любовник! Один обрёл свой мусульманский рай с гуриями, другой удрал к нему из своего яблоневого сада от той, которую и создал себе из своего ребра. Но, то ли ребро было тощее, то ли яблоко кислое…
– Если ты так завидуешь Лоте, могла бы и последовать её примеру. Тут, насколько я понимаю, весьма вольные правила игры. Всякий актёр сам себе и режиссер.
Кук не поддержал Радослава в его нападках на Вику, он ответил ей мягко и серьёзно.
– Это был осознанный выбор Андрея, то есть Ратмира. Он был давно уже усталым и апатичным человеком без всяких целей в жизни. А тут Ирис дала ему не только целый континент в обладание, но и гурию любую на выбор.
– Получается, что Андрея уже нет? – Ландыш раскрыла рот, не в силах его закрыть, как бывает это с детьми, которые сильно удивлены.
– В прежнем его виде – нет. Но он будет вновь и вновь воплощаться в тех персонажей, которые будут задействованы в следующих и бесконечных фантазиях Ирис.
– Если я не помнила, что была какой-то Лотой и собою одновременно, то выходит, что у её живых кукол нет индивидуального сознания и нет памяти? – ужаснулась Вика. – Чем же это отличается от смерти?
– Всё это у них есть. И душа, и память, и сознание. Но как актёр, перевоплощаясь, если он талантлив, забывает на время о себе и полностью уходит в виртуальное пространство образа, так и они. Когда Ирис, условно говоря, спит, они живут в мирах своей личной памяти. Никто им не препятствует в этом.
– Жуть какая-то! – поёжилась Ландыш, повторяя слова Вики.
– Ты не в силах понять существо, которое в отличие от тебя живёт не в три-д формате, а в гораздо большем числовом его измерении. Она стремится создать из несовершенного наличного материала совершенный мир, а уж как с этим справляются те, кои ей в том помогают, или наоборот, саботируют в силу тех или иных причин, не
