Татьяна Корсакова - Беги, ведьма
Папенька с мамой плакали. Оба. Обнимали ее, зацеловывали до сбивающегося дыхания и роняли соленые слезы на иссушенную за время болезни Лизину кожу. А потом мама кормила ее с ложечки и расчесывала волосы костяным гребнем, а папенька просто сидел в кресле и наблюдал. Он постарел за эту зиму, ввалились глаза, заострился подбородок, а в пышных усах появилась седина, и взгляд его был хоть и по-прежнему ласковый, но сторожкий, словно папенька все время ждал беды.
Не будет никакой беды! Все у них теперь пойдет хорошо. Лиза так ему и сказала.
Поверил ли? Ей очень хотелось, чтобы поверил.
Выздоравливала Лиза медленно, несмотря на все старания. Вставать на ноги ей не разрешали очень долго, а когда наконец разрешили, Лиза упала. Не зашиблась, даже ударилась совсем не больно, но мама заплакала. В последнее время плакала она часто, нимало не заботясь этикетом. А папенька ничего не сказал, поднял Лизу на руки, отнес на кровать, поцеловал в лоб и ушел.
Его не было долго, и на все Лизины расспросы мама отвечала с печальной улыбкой:
– Он вернется, ангел мой. Все будет хорошо.
Папенька вернулся к Пасхе, вошел в Лизину комнату большой и шумный, поцеловал сначала в щеки, потом в лоб, сказал ласково:
– А вот и я, Лизок! Погляди-ка, кого я привел!
Смотреть особо было не на кого. Невысокий неприметный мужчина расположился у раскрытого окна. Смуглая кожа, крючковатый нос и смоляные волосы, заплетенные в тонкую косицу. Примечательными у незнакомца оказались только глаза: черные и блестящие, как у вороны. Он и был похож на ворону, и даже голову поворачивал совершенно по-птичьи.
– Жак де Борей, – отрекомендовался незнакомец и подмигнул Лизе.
Только сейчас она увидела шпагу с сияющим эфесом.
– Елизавета Васильевна Степнова. – Лиза вспомнила мамины уроки и, хотя мсье Жак ей не нравился, вежливо улыбнулась.
– Лизонька, мсье Жак станет твоим… – договорить папенька не успел, в комнату вошла мама, смерила гостя внимательно-настороженным взглядом и, словно пытаясь защитить Лизу от всех невзгод, встала между ней и гостем.
По сдержанным улыбкам, которыми они обменялись, стало ясно, что папенька познакомил их раньше. А еще было видно, что маме мсье Жак не по сердцу. Она ничем не выдавала свое нерасположение, но Лиза все равно знала.
– Мсье Жак был так любезен, – папенька торопился заполнить неловкую паузу, – что принял мое приглашение погостить этим летом в нашем доме.
По маминому лицу скользнула тень раздражения, но тут же исчезла, спряталась за вежливой улыбкой.
– Я буду вашим ментором, мадемуазель Элизабет. – Мсье Жак шагнул к кровати и тоже улыбнулся, только не маме, а исключительно ей, Лизе.
Эта улыбка изменила все, из почти урода превратила его в красавца, прогнала стылость из черных птичьих глаз, и Лиза вдруг неожиданно для самой себя подумала, что папенька поступил очень правильно, подарив ей мсье Жака на целое лето. Ментор – это же учитель? Гувернер? Наверное, мсье Жак повидал многое, наверное, его жизнь была полна опасностей и приключений, и если она попросит – а она обязательно попросит! – он ей все расскажет.
– Мне кажется это странным. – Мама не дала ей возможности ответить. – Елизавета в таком состоянии… ей нужны силы, чтобы окрепнуть.
– И я дам ей эти силы, мадам. – Мсье Жак склонил голову в едва заметном, но все же почтительном поклоне. – Уверяю вас, у меня есть все необходимые знания и навыки.
– Но доктор говорил… – Мама все еще колебалась.
– Доктор говорил, что Лиза не доживет до весны, – оборвал ее папенька. Наверное, впервые в жизни оборвал. – А она выжила. Она очень сильная девочка. Ей нужно лишь помочь, поставить на ноги и подтолкнуть.
– Когда человека толкают, он обычно падает.
– А когда опускают руки и перестают бороться, он умирает. – Папенька бросил быстрый взгляд на Лизу, проверяя, не обидели ли ее слова.
Не обидели. Что ж обижаться на правду! А выздороветь и в самом деле хочется, только вот ноги отчего-то не держат.
– Ольга! – Папенька обнял маму за плечи, сказал мягко: – Мы уже все перепробовали.
– И ничего не помогло. – Она прижалась лбом к его груди, но тут же выпрямилась, вздернула подбородок.
– Я помогу, – сказал мсье Жак тихо, но его все услышали. – Человеческий организм – удивительный механизм, он на многое способен. Иногда даже на невозможное. А дети сильнее взрослых. Мадемуазель Элизабет, если вы мне доверитесь, обещаю, все получится.
– Я верю вам, – сказала она и залилась румянцем, а мама, наоборот, побледнела.
– Но должен предупредить – легко не будет. Будет больно, и слезы будут тоже. А я окажусь безжалостен, я забуду, что передо мной леди. И вы тоже забудете.
– Василий… – не сказала, а выдохнула мама, и в этом вздохе слышалась покорность судьбе.
– Все будет хорошо. – Папенька поцеловал ее в висок, а Лиза подумала, что теперь уж точно все будет хорошо.
Она ошиблась. То есть хорошо становилось, но очень медленно, а обещанных слез и боли было много. Мсье Жак оказался беспощадным… ментором.
Он начал с осмотра Лизиных ног, ощупал каждую мышцу, каждое сухожилие. Его пальцы были горячими и твердыми, а прикосновения совсем не бережными. Лиза шипела от боли, но старалась сдерживать слезы, а мама отворачивалась к окну, когда им обеим становилось совсем уж невмоготу. После ног пришел черед спины. Тут руки мсье Жака были ласковы, а прикосновения почти невесомы, и Лиза позволила себе успокоиться, а мама приблизилась к кровати и ревниво следила за каждым движением мсье Жака.
– Все будет хорошо, – сказал он наконец, и во взгляде мамы Лиза увидела надежду. – Все еще можно исправить, но придется потрудиться.
– Это все из-за слабых легких?
– И из-за них в том числе.
– Но она не ходит…
– Она пойдет, а легкие можно тренировать. Сегодня же и приступим.
Ах, как же он был беспощаден, этот похожий на ворона чужак! Он придумал для Лизы упражнения и следил, чтобы она все делала правильно. А у нее ничего не получалось. Вот совсем ничего! Она плакала, от бессилия и злости до крови кусала губы, винила ментора в жестокосердии, а он внимательно выслушивал все сетования, а потом говорил:
– А теперь, мадемуазель Элизабет, повторите-ка последнее упражнение еще пять раз.
