Безумные Альфы - Ленор Роузвуд
И я не знаю, чему радоваться больше — облегчению или разочарованию.
В конце концов мои ноги приводят меня в просторный тренировочный зал. Пол устлан матами, вдоль стен выстроены ряды тренажёров и тяжёлых весов. Небо и земля по сравнению с тесными, грязными камерами Центра Перевоспитания, где единственной физической нагрузкой была та работа, которую они считали полезной для нашего «перевоспитания».
Я щёлкаю выключателем, погружая зал во тьму, и продолжаю путь по коридору, пока не оказываюсь у кабинета, где Тэйн обычно запирается. Там он проводит большинство тех совещаний, от которых меня хотят держать подальше. Мой взгляд цепляется за небольшой закуток в углу, и брови взлетают вверх от удивления.
Это библиотека. Или, по крайней мере, её подобие. Полки заставлены пёстрым набором книг и пособий.
Я приближаюсь, проводя пальцами по корешкам, читая названия. Большинство — пропагандистские издания Совета, воспевающие «гордую нацию» Райнмих и необходимость поддерживать порядок любой ценой. Остальные — толстенные книги о военной стратегии и тактике, страницы в них пожелтели от частого использования.
Но на нижней полке я замечаю тонкий томик, который сразу притягивает взгляд. Я вытаскиваю его, и на губах мелькает кривоватая улыбка, когда я читаю название.
«Омега: подробное руководство по биологии и поведению».
Я пролистываю страницы, охватываемая странной смесью любопытства и отвращения. Книга устаревшая, насквозь пропитана псевдонаучным бредом, которым оправдывали угнетение омег на протяжении поколений. Но видно, что кто-то её тщательно изучал — на полях пометки, выделенные абзацы.
Готовились ко мне.
Я закатываю глаза.
Они стараются — по-своему, неуклюже, ошибаясь на каждом шагу. Стараются понять меня, разобраться, как обращаться с этим странным существом, которое свалилось им на голову.
Это больше, чем кто-либо в Центре делал для меня.
И всё же меня одновременно смешит и злость берёт от мысли, что про омег написаны целые книжные полки — в то время как нам самим Совет запрещал читать. В Центре нам преподавали, как строить гнездо, как принимать узел, как готовить, как ухаживать за потомством, которое мы были обязаны «производить» — но всё это было направлено только на то, как угодить альфе. Никогда — на то, чтобы мы понимали самих себя. Потому что, в их мире, омеги существуют только для альф.
Всё остальное — сноска.
Мешающий фактор.
Моя собственная мать не умела читать. Она едва могла расписаться. Но она сделала всё, чтобы научить меня. Выменяла уроки у старого беты в лагере, который когда-то был школьным учителем, платя за них своим вязанием.
Я помню, как мы сидели, прижавшись друг к другу, на узкой койке в нашем крохотном шатре, а я выводила слова в драгоценной книге, лежавшей у меня на коленях. Мама смотрела, не отрываясь, с таким чистым, ничем не прикрытым обожанием… глаза блестели от сдерживаемых слёз.
— Однажды ты совершишь великие поступки, птенчик, — шептала она, прижимая поцелуй к моим волосам. — Ты улетишь так далеко отсюда… туда, где никто не сможет подрезать тебе крылья.
Но потом пришла болезнь. Изнуряющая, выедающая человека изнутри. И сколько бы историй я ей ни читала, как крепко ни держала её за руку… она всё равно ускользнула от меня.
Внезапный холодок пробегает по затылку, заставляя меня выпрямиться. Кожа покрывается мурашками — за мной наблюдают.
Я роняю книгу. Она падает на пол с глухим шорохом, страницы дрожат, перелистываясь, — будто я всё ещё там, в Центре Перевоспитания, где за подобное меня бы избили до полусмерти. Я разворачиваюсь так резко, что сердце подскакивает в горло.
И вижу пару ледяных голубых глаз.
Призрак.
Он стоит в дверном проёме, его массивная фигура заслоняет собой половину комнаты. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга — тишину нарушает лишь мягкое, ритмичное вуфф-вуфф его дыхания через фильтры маски.
Непроизвольная тревога скользит под кожей. Это отголоски той осторожности, которую вбивали в меня всю жизнь. Призрак — непредсказуемая величина. Молчаливое, тёмное присутствие, от которого исходит опасность, почти осязаемая.
Но он спас мне жизнь. Он держал меня, когда лихорадка едва не сожрала меня изнутри. Он выхаживал меня — молча, упорно.
Он делает шаг назад, будто намереваясь раствориться в тени, но что-то внутри меня отчаянно протестует против того, чтобы снова остаться одной.
— Подожди, — выплёвываю я почти шёпотом, голос кажется слабым, тонким. — Пожалуйста… не уходи.
Он замирает. Его голова чуть наклоняется вбок — жест настороженного зверя. Я вижу, как в его взгляде сталкиваются два импульса: уйти и остаться.
— Я так и не успела поблагодарить тебя, — говорю я тихо, делая осторожный шаг вперёд. — За то, что спас. За… за всё.
Он переносит вес, и по его телу пробегает едва заметное напряжение. И вдруг я понимаю: он не знает, как ответить. Он вообще не может отвечать словами.
И тогда мне приходит в голову мысль.
Я бросаю взгляд на ручку и блокнот на столике рядом.
— Ты умеешь писать?
Пауза. Затем медленное, почти неловкое покачивание головы.
Он… смущён?
Стоит мне только представить это, как меня пронзают угрызения совести за сам вопрос.
В лагере многие тоже не умели ни читать, ни писать. Образование — роскошь, доступная лишь избранным любимчикам Совета.
Но Призрак… он же вырос с Тэйном. Они братья. Неужели их детства были настолько разными?
Я вдруг отчётливо понимаю, как мало я знаю о нём. Да и о всех них. Но больше всего — о нём, о самом молчаливом и самом пугающем из них.
И мне не стоит хотеть знать. Любая крупица информации об этих альфах — это риск. Это возможность… привязаться.
Но я хочу.
Мне нужно.
— Это нормально, — шепчу я, предлагая ему маленькую, осторожную улыбку. — Я не знаю языка жестов. Но… может, ты мог бы научить меня?
Он смотрит долго. Пристально. Его ледяные глаза будто бы проникают внутрь меня.
И затем он медленно кивает.
Облегчение накрывает меня тёплой, почти головокружительной волной. Но прежде чем я успеваю сказать хоть слово, из коридора доносится голос. Несколько голосов. Слуги.
Если они увидят меня здесь, наедине с Призраком…
Очевидно, остальные не хотят, чтобы я оставалась с ним без присмотра. Возможно, у них есть причины. Но это не останавливает моего любопытства.
— Есть место, куда мы можем пойти? — шепчу я. — Где… нас никто не найдёт?
Он кивает снова, на этот раз решительно. Разворачивается и идёт по коридору, двигаясь почти бесшумно, несмотря на свой огромный рост. Мне приходится торопиться, чтобы не отстать, — его шаги вдвое длиннее моих.
Призрак ведёт меня глубже
