Ольга Митюгина - Посланница преисподней
— А тебя это не оскорбит?
— Ты уже сильнее меня, — просто ответила богиня. — Не могуществом, а силой духа. Ты уже защищаешь меня, и разве может это оскорбить? За это я тебя и полюбила.
Голова кружилась от восторга и гордости — но в глубине души таилась странная тоска. Перед ним раскрывались такие возможности, такие немыслимые перспективы… и разве это не счастье — быть возлюбленным такой девушки? Мудрой, прекрасной, могущественной… Возлюбленным богини! Силинель столько перенесла — и вернуть ей любовь, вернуть ей её собственную сущность выпало именно ему! И он обещал, и готов выполнить своё обещание…
Но почему там, на самом дне души, холод и уныние?
Госпожа… Ларинна…
Значит, Силинель и ты — не всегда едины? Значит, я предаю тебя, моя Госпожа? Тот свет, что ты мне дарила все эти годы; силы, что я черпал в воспоминаниях о тебе… неужели я предам всё?
Или мне придётся предать Силинель?
Но ей пришлось перенести столько предательств…
Прости меня, Госпожа….
— Эет… — Силинель нежно провела пальцами по его щеке. — Прости меня. Об этом я и говорила. Пойми одну простую вещь: я не приму жалости. — Богиня улыбнулась. — Люби Ларинну. И пусть всё будет так, как будет. Дай себе время.
— Я… Благостная… — Эет не находил слов. — Я был бы плохим защитником тебе, если бы… если бы не постарался дать тебе хотя бы… равные возможности с Ринн! Сними с меня Заклятье, прошу тебя…
Сили снова улыбнулась. И отрицательно покачала головой.
— Воистину ты не хочешь этого, Эет. А если нет — тогда к чему?…
— Но…
— О каких равных возможностях ты говоришь? Как обычная девочка, пусть даже Бессмертная, может противостоять богине? Наши возможности равны именно сейчас. Даже под Заклятием ты разрываешься надвое. Что будет, когда его не станет? Благодаря Заклятью у тебя сейчас есть возможность выбора, Эет. И ты должен сам сделать его.
— Я совсем не знаю Ларинны…
Силинель пожала плечами.
— Возможно, однажды узнаешь. Нам некуда спешить.
Эет сжал губы.
— Сили, я обещал тебе. И мой долг — выполнить обещание. Сделать всё возможное, чтобы не солгать тебе — ни словом, ни помыслом. Не предать тебя даже единой мыслью. И не позволить тебе уступить собственным страхам.
— Ты и не лжёшь, — мягко улыбнулась Силинель, беря в ладони его лицо. Миг — и юноша ощутил на своих губах нежный, целомудренный поцелуй. — Ты честен. А я готова ждать, Эт. И готова даже проиграть. Лучше проиграть, чем ошибиться. Что касается долга… Твой истинный долг — хранить Атариду, как мой — хранить свой народ. Всё остальное — отсюда… — она, ласково усмехнувшись, ткнула пальцем в его лоб. — А истинный долг — здесь. — Пальчик богини упёрся в грудь напротив сердца.
Эет нагнулся и легко коснулся губами губ Силинель.
— Если я не люблю… почему тогда мне так сладко целовать тебя? — прошептал он, полуприкрыв глаза.
— Потому что твои чувства очень близки к любви, — пожала плечами Сили, слегка отстраняясь. — Если бы не Заклятье…
— Силинель! — не в силах более сдерживаться, Эет привлёк её к себе. — Не мучь ты ни меня, ни себя!
— Если бы я была наивней лет тысяч так на сто, не мучила бы, — серьёзно ответила богиня и, глубоко вздохнув, отвела его руки. — К тому же, есть ведь ещё одна вещь, за которую я должна извиниться.
— Какая?
Эет опустился на пыльные камни причала и обхватил колени руками. За что ему это?… Он не знал, что думать, что делать… Знал только, что не в силах отказаться ни от Госпожи, ни от богини. Что не в силах предать ни ту, ни другую.
Если бы Силинель не сказала, что Госпожа и она — не всегда едины! Насколько было бы проще…
Внизу, под пирсом, всё так же клубился серый туман, и юноша чувствовал, что это марево откликнется любому его желанию. Он мог играть им, лепя из туманных струй мячики, зайчиков, замки… только желания играть не было.
Силинель села рядом, подогнув под себя ноги. Подол её воздушного мягкого платья ненавязчиво обрисовывал колени — и Эет ловил себя на том, что не может оторвать от них глаз.
О богиня!
Для Ларинны он ничто. Выброшенная вещь. Но для Силинель…
Благостная! Ты… ты же сказала, что… приняла моё предложение. Что… с момента… как наши силы слились в одном Алтаре, ты… моя супруга…
— Я должна извиниться за тот корабль, — тихо произнесла Силинель, не поднимая длинных ресниц. — За девочку. Но у меня не было иного выхода, Эет! Уже не было иного способа вернуть тебе сознание.
Эет вздрогнул. Прерывисто вздохнул и подтянул колени к подбородку, сжавшись в тугой комок. Вся романтика разлетелась зеркальными осколками.
— Я знаю, — коротко ответил он. — Не извиняйся.
— Именно за это ты злишься на меня больше всего.
— Это не исправить, — бросил он, не глядя на неё. — И… я уже давно не злюсь. Просто мне… — Эет запнулся. — Просто мне очень больно, Изначальная.
Силинель осторожно, вопрошающе, накрыла его руку своей. Он хотел было высвободиться, но девушка слегка сжала пальцы и, поколебавшись, Эет уступил.
— Знаешь… — запинаясь, словно с трудом подбирая слова, заговорила богиня. — Я бы рада тебе помочь, но самое большее, что я могу сделать — это отпустить девочку в реальный мир, призраком. И у неё не будет надежды, в отличие от Вира.
Эет облизнул губы, не отрывая взгляда от пыльных камней причала.
— А… она будет способна… к материализации?
— Да.
— И, как Вир… она сможет оставаться человеком… только в пространстве богов?
— Да. И она не способна к телепатии.
— А какой у неё зверь?
— Она синичка.
Эет глубоко вздохнул.
— И вырасти… вырасти она тоже никогда не сможет?
Силинель грустно покачала головой.
— Она не нежить по рождению. Никогда.
— Не надо, — через силу вытолкнул из себя Эет. — Не тревожь её.
— Это самое большее, что может предложить богиня смерти, — Сили взяла Эета за руки, и он, преодолев себя, посмотрел ей в глаза.
И увидел там ту же боль, что переполняла его собственную душу.
— Прости… — прошептал лич, привлекая девушку к себе. — Я идиот. Мне просто нужно было укусить Ринн….вовремя.
Силинель уткнулась лбом в его плечо, и её мягкие пепельные пряди волнами скользнули по его груди.
— Как я была безумна, создавая свой народ таким…. — прошептала она едва слышно. Плечи её вздрогнули. — И ничего уже не исправить!
И Эет осторожно провёл рукой по голове девушки, словно утешал ребёнка.
— Сили… но ведь когда-то ты была богиней жизни. Богиней радости и любви. Неужели от этого ничего не осталось? Совсем ничего? Я смотрю на тебя — и не могу поверить…
