Плебейка - Александра Плен
Нет, я не была девственницей, понимала что, куда и зачем. Но меня выворачивала наизнанку собственная беспомощность и неспособность защититься от самого жуткого унижения на свете, которое только может испытать женщина.
Нужно было что-то предпринимать и срочно – я уже ощутила его пальцы у себя между ног только не для того, чтобы подготовить, совсем нет. Для того, чтобы сорвать трусы. Раздался треск белья. «Вот так, Ксюшенька, тебя поимеют прямо возле туалета», – от бешенства помутилось в голове.
Логичный в таких случаях удар коленом в пах, которому нас учили на курсах самообороны, сделать не было никакой возможности – ноги были прижаты бедрами, места для замаха не было. Значит, подходит второй вариант – руки то были свободны… почти… Правда, я никогда раньше этого не делала, но теоретически знала как. Юрий Петрович в таких случаях говорил: «Помните – никакой жалости к насильнику. Выбирая ударить сильнее или слабее, выбирайте – изо всей дури!» Я отвела руку как можно дальше и сильно, из последних сил, двинула снизу вверх основанием ладони в сторону носа. Благо он у него был выдающийся, не промахнусь. Раздался приятный сердцу хруст. Будем считать, нервные окончания у доминов такие же, как и у обычных людей. Парень отшатнулся, освободив меня, схватился за лицо и взвыл, как раненый зверь. Надеюсь, было больно. Очень больно. Юрий Петрович, показывая на манекене этот удар, предупреждал, что насильник вряд ли очухается в ближайшие минуты. Вот и отлично!
Я не стала ждать, пока на крик сбегутся люди, и бросилась на выход.
– Ничего не меняется, – сквозь зубы бормотала я, прячась за вьющейся лианой у входа. – Другой мир, другие люди. За две тысячи мироустройство осталось прежним. Богатым и сильным можно все. И насилие, в том числе.
Я быстро себя осмотрела, сдернула с пустующего столика салфетку и вытерла ладонь. Странно, она была влажной, но крови не было. Порванное белье, болтающееся на бедрах, дорвала и сунула в карман. Платье почти в порядке – благо натуральные ткани, распространенные здесь, плохо мнутся. Я пригладила растрепанные волосы и пошла к девчонкам.
– Долго ты, – Авила выглядела немного пьяной. Я бесцеремонно подвинула сидевшую рядом с ней Лорену и произнесла решительно:
– Нам пора домой.
– Уже? – разочарование в голосе подружки было неприкрытым.
– Ага, – кивнула я, – доминов увидели, клуб посмотрели… Дедушка волнуется, когда мы поздно приходим, – запрещенный прием, зато действенный.
Авила дулась всю дорогу. Я же, выбравшись из клуба, повеселела. Кто знает, что полагается за вред домину? Может быть, существует негласное правило, что девушка должна падать на колени и рыдать от счастья, если он обратил на нее внимание? И раздвигать ноги без разговоров? Очень надеюсь, что в темном коридоре он не разглядел моего лица. Да его вообще лицо не интересовало. Мерзавец.
– Кстати, – я вдруг вспомнила его обращение в коридоре клуба – «плебеечка», – у вас еще в ходу слова «плебеи» и «патриции»?
– Нет, – Авила пьяно хихикнула, – давно уже не используют. Иногда в ругательствах, если хотят задеть.
– Ясно, – буркнула злобно. Мало того, что хотел изнасиловать, так еще и оскорбил мимоходом. Негодяй, сукин сын, выродок… Я кипела, как перегретый чайник и никак не могла успокоиться.
Глава 10
О происшествии решила никому не говорить. Случилось и случилось. Я осталась невредимой, и единственным желанием было поскорей забыть этот злосчастный инцидент. Только вот ни за какие коврижки я больше не соглашусь подойти к доминам даже на расстояние выстрела. На всякий случай поискала в библиотеке законы об изнасилованиях. Здесь за подобные преступления наказывали, и строго. Это немного успокоило.
Два следующих дня прошли тихо и спокойно. А на третий случилось неприятное событие – к нам пожаловали гости. Странную колонну из автомобилей, так я по привычке называла местный аналог – летающие на высоте полуметра от земли повозки, здесь их называли когами, я увидела рано утром, только-только встав с кровати. С третьего этажа, на котором находилась моя спальня, ее было хорошо видно. Как и застывших в оцепенении случайных прохожих, таращивших глаза на это чудо.
Впереди плыла длинная изогнутая кога белого цвета, похожая на египетскую ладью, такая же вычурная и роскошно украшенная. Сзади нее – две черные повозки стандартной ширины и длины. По-моему, в подобных ездят местные полицаи, магистратусы. Сердце испуганно екнуло. Неужели происшествие в клубе заимело последствия? Не хотелось бы принести в дом, приютивший меня, неприятности.
В ванной комнате я несколько раз умылась холодной водой и кое-как пригладила вьющиеся волосы. Из зеркала на меня смотрела бледная светловолосая девушка истинно славянской внешности – с лицом сердечком, голубыми глазами и курносым носом. В глазах плескался страх. Я надела очки – лицо стало чуть серьезнее и старше. Затем осторожно вышла в коридор и шагнула на лестницу, ведущую в гостиную. Внизу уже раздавались голоса. Сердце стучало так громко, что я понимала одно слово из трех. Потихоньку, стараясь не производить шума, я спустилась на первый этаж и выглянула за угол. В комнате стояли Клавдий с Авророй, изогнутые в низком поклоне, а перед ними…
Домина я узнала сразу. Нет, лица насильника в темноте я не разглядела, но не трудно было догадаться, кто пожаловал в гости. Высокий, широкоплечий, одетый в белое… урод.
Честно признать, до урода ему было далеко, как до луны. Вблизи домин выглядел как ожившая статуя Аполлона – мощное с одной стороны, с другой – изящное телосложение, породистые черты лица, скорее хищные, резкие, чем очаровательно-карамельные, острые скулы, классический римский профиль с горбинкой… и безграничное нескрываемое высокомерие на физиономии.
– Хватит, – он небрежно взмахнул ладонью и Аврора с Клавдием, наконец, выпрямились. – Меня зовут Аврелий Растус Лукреций. Я могу назвать две тысячи девятьсот двадцать прямых предков… – его голос был таким же, как и он сам – мерзким и самовлюбленным.
«Ничего себе, и память не подведет?» – пробормотала я под нос. Каким-то невероятным способом он услышал и повернул голову в мою сторону. Я быстро спряталась за угол.
