Одна зима на двоих 2 (СИ) - Верховцева Полина

— Жалко, магов у нас всех перевели, — сквозь хруст яблока прошепелявил рыжий, — А то бы позвали менталиста, и он сломал бы к чертовой бабушке все сопротивление. Получил ответы на все вопросы, а потом спалил бы мозги. И сидел бы тогда андракиец в клетке на всеобщем обозрении, развлекал бы народ своим звериным урчанием. Вот бы потеха была. Я бы посмотрел, может быть, даже косточку кинул…

Ким тряхнуло. От одного только образа, проскочившего перед глазами, скрутило так, что не вздохнуть.

Хасс, в клетке? Это невозможно.

Она сама не понимала, почему это приводило ее в такой ужас, что все внутри сковало стальными кольцами.

Зверя нельзя держать в клетке! Он погибнет. А Ким не хотела, чтобы он погиб. Как бы ни ненавидела его, как бы ни мечтала отыграться за то. что силой увел ее из долины и сделал рабыней, но все же не могла даже мысли допустить, что его не станет.

— Нет менталистов, — развел руками второй, — и не будет уже. Все закончились.

— Да и плевать. Все они со своей магией — просто выродки, которым нет места в Милрадии. Мастер воспоминаний вернется, привезет свою чудо-машину, и сломает его не хуже менталиста. Гарантирую, это заносчивое молчание он точно пробьет. Чудовище из Андракиса будет орать и, захлебываясь слезами, умолять, чтобы его убили.

Сердце в груди еле билось и кровоточило. Ким пришлось схватиться за стену, иначе бы стекла на пол. Больно. Обидно.

От удушающих мыслей ее отвлекла тяжелая поступь на лестнице. Кто-то поднимался из подвалов, насвистывая веселую мелодию и позвякивая связками ключей.

— Что тунеядцы, опять кости начальству промываете? — насмешливо поинтересовался новый голос.

— Сам ты тунеядец! — возмутились стражники, — сидишь там с своих камерах, по решеткам стучишь, да топоры с крюками начищаешь.

— От них хоть толк есть. В отличие от вас двоих, — надзиратель ловко выхватил яблоко из рук зазевавшегося стража, сочно откусил и вернул огрызок обратно, — хорошего денька. Оболтусы.

Ким притаилась в темной нише и сидела там до тех пор, пока он не ушел.

— Вот ведь скотина, — рыжий брезгливо кинул огрызок, и тот покатился вниз в подвалы, — такое яблоко испортил! Я бы с удовольствием его самого в камеру кинул, по соседству с кхассером. Не понимаю, как ему ключи доверили…

— Доверили и доверили, — второй оказался посообразительнее, и опасаясь того, что у стен могут быть уши, перевел разговор в другое русло, — говорят, тебя видели с красоткой Фиби? Врут поди?

— Нет, — тут же подбоченился его приятель, моментально забыв и о яблоках, и о камерах.

Ким не стала дальше слушать. Чужие любовные похождения ее волновали мало, а вот связка ключей на поясе надзирателя — как раз наоборот.

Еще не совсем понимая, что будет делать и как, она покралась следом. Проследила за ним до его комнаты, выждала пару минут, а потом осторожно толкнула незапертую дверь и заглянула внутрь. Мужчина уже скрылся в купальне, беспечно оставив вещи на лавке. Он просто не мог предположить, что кто-то во дворце, например маленькая отчаянная пигалица из долины, посмеет пробраться к нему и бессовестно выкрасть ключи от камер. Разве такое могло случиться в Асолле, во дворце правителя? Конечно, нет!

Поэтому он не торопился, продолжал намываться, растягивая хриплым басом залихватские песни, а Ким тем временем бежала обратно к подвалам, судорожно сжимая в кармане тяжелую связку.

Снова удача оказалась на ее стороне: к стражникам пришли хохотушки-служанки, и бравые вояки, напрочь забыв о своей работе, травили байки и играли мышцами, пытаясь покорить нежные девичьи сердца.

Ким незаметно просочилась мимо них и начала спускаться вниз, в темный подвал. Туда, откуда веяло холодом и безысходностью.

* * *

Трепеща в неровном свете факелов, по стенам ползли угрюмые тени. Злой, жестокий холод, вытягивающий из сердца все хорошее, стелился по ногам и пытался забраться под одежду. Здесь было страшно. Сумрак, длинные коридоры с низкими потолками, скрежет металлических цепей. И никакой радости или надежды.

Ким преодолела первый уровень, второй, третий, углубляясь все дальше в мрачные подземелья. Туда, где в крошечных камерах держали самых опасных преступников. И даже ниже. На тот самый уровень, где в закопчённых залах стояли страшные приспособления, способные превратить человеческие кости в труху. Растянуть, разорвать, вывернуть наизнанку. Машины, о существования которых она и не догадывалась, пока не попала в Асоллу.

Ким вообще о многом не догадывалась, пока не оказалась здесь. И да простит Трехликая, лучше бы так и оставалась в неведении. Вернулась в долину, в монастырь. Каждый год спала бы в белом цветке… который бы рано или поздно вытянул из нее все. Каждую крупицу жизни, дара, оставив просто пустую оболочку…

Тяжелые ключи оттягивали карман, били по ляжке, путались в ткани, замедляя движение. Ей казалось, что она создает слишком много шума. Слишком громко крадется, слишком громко дышит, слишком громко позволяет своему сердцу биться

Так страшно Ким не было даже посреди роя, разрушившего лагерь. Именно здесь, среди каменных коридоров ее страх достиг апогея. Того предела, когда хотелось бежать сломя голову, кричать, биться в истерике, но вместо этого она закусывала губы до крови и продолжала идти.

Пятый уровень. Северная камера. Вот ее цель. Остальное неважно.

Тяжелый замок казался неприступным, но поддался на удивление легко. Ключ без проблем вошел в разъем и бесшумно повернулся.

Набравшись смелости, она потянула на себя массивную ручку и, лишь слегка сдвинув дверь, проскользнула внутрь, тут же прикрывая ее за собой. Как сильно гудело в груди! Больно. И страшно. Не за себя. Ким боялась того, что сейчас увидит в камере.

В камере клубилась тьма. Ни один луч солнца не пробивался так глубоко под землю, а тусклый свет факелов остался за тяжелой кованой дверью.

— Хасс? — шепотом позвала она.

В ответ тишина.

— Хасс, — горько, едва сдерживая слезы.

Потом вспомнила, про световик, оттягивающий второй карман и поспешно его достала, но не удержала в непослушных руках и уронила.

— Проклятье.

Упала на колени и стала шарить руками по полу:

— Где же ты? Где?

Камень откатился к стене. Не поднимаясь на ноги, Ким зажала его в ладонях и начала дышать, постепенно согревая своим теплом. Световик сначала молчал, не откликаясь на ее попытки разбудить, а потом чуть заметно мигнул. Погас. Снова мигнул и начал едва заметно пульсировать.

Свет его был так слаб и ничтожен, что не мог справиться с мраком и на расстоянии пары сантиметров. Ким не сдавалась и продолжала его греть. Дышала, терла, прижимала к груди, заставляя его оживать.

Световик набирал силу. Его мерцание становилось все более глубоким и размеренным, светлый круг расширялся. Сначала Ким смогла рассмотреть саму себя: свои руки, платье, косу, перекинутую через плечо. Потом свет растекся по полу, выхватил кусок стены, возле которой она сидела, поплыл дальше, подсвечивая все больше и больше деталей.

И чем ярче становилось в каменной келье, тем отчаяннее сжималось сердце.

Ведь тот сумрачный силуэт, который она в потемках приняла за неведомо откуда взявшееся дерево с раскидистыми ветвями, на самом деле оказалось мужчиной, подвешенным за широко разведенные руки.

До пола он доставал только носками ботинок, и при всем желании не мог бы упереться. Да он и не пытался. Голова упала на грудь, дыхания не слышно.

Ким зажала себе рот рукой, чтобы не закричать от ужаса. Он же…он же не…не умер?

Он слышала, о чем говорили стражники, но оказалась не готова к тому, что увидела. Спина, на которой места живого нет, в волосах корка крови. Лица не узнать — глаза заплыли, опухшие губы разбиты.

Трехликая, о чем она думала, спускаясь сюда? О каком побеге может идти речь, если он даже в себя не приходит.

— Хасс, — выдохнула, едва справляясь со слезами. Снова в ответ тишина.