Ещё не сорваны погоны... (СИ) - Ветер Морвейн "Lady Morvein"

— Да, — Исгерд вздохнула, пытаясь примириться с этой мыслью.

«И что делать теперь?» — задала она самой себе резонный вопрос.

Насущных проблем было три, причем одна из них беспокоила слишком сильно, но с ней Исгерд ничего поделать не могла.

Во-первых, Волфганг. Чем больше Исгерд думала о случившемся, тем сильнее выходка супруга раздражала её. Она и сама знала, что стала убийцей, и готова была держать этот, нанесённый Рейнхардтом, удар. Но Исгерд понятия не имела, хочет ли она развода сейчас, какие последствия он будет иметь, и нужно ли сопротивляться.

Волфганг давно стал неизбежным злом, которое Исгерд терпела в своей жизни, не позволяя ему занимать слишком много места. Отношения с мужем не были идеальны даже с точки зрения фиктивного брака, потому что Волфганг то и дело норовил выйти за отведённые ему границы, но в целом Исгерд прочно удерживала позиции и не имела никакого намерения отступать.

Она могла бы прожить так ещё и десять, и двадцать лет, сохраняя союз, которого так добивалась Хельга. Но в то же время унижаться и упрашивать Волфганга переменить решение она однозначно не хотела.

«Можно поговорить с его отцом», — мельком подумала Исгерд. Как ни странно, Константин весьма дружески относился к ней и при встрече так пожимал руку, что Исгерд казалось, будто он в самом деле рад принять её в Дом.

«Знать бы ещё, стоит ли этот брак спасать…» — тут же подумала она.

Ответ на это, очевидно, могла дать только Эклунд — но с этим вопросом к Хельге сейчас бесполезно обращаться.

Второй вопрос касался Ролана. И каким бы ни казалось бесполезным расследование, которое можно провести сейчас, Исгерд всё-таки стремилась выяснить, что именно произошло три года назад. Кто убил Герарда на самом деле. В этом отношении Исгерд в первую очередь терзала иррациональная потребность потянуть мышку за хвост, разгадать тайну, которую столь небрежно спрятали от неё. Но одновременно она думала о том, какую пользу могут принести подобные сведения.

«Кроме Ролана — который, очевидно, как обычно впутался в чью-то сеть — смерть Герарда была выгодна только тому, кто в итоге получил власть. Ирвину фон Краузу…»

Теперь Исгерд снова вспоминала этого худенького и невысокого молодого человека, которого видела всего пару раз.

«Мог», — так бы она его охарактеризовала. И всё же Исгерд нужно было встретиться с Ирвином лицом к лицу.

Третью проблему составляла сама Эклунд, и о ней Исгерд подумала, возобновив движение к кораблю. Хельга все последние дни явно была не в себе. За это недолгое время она постарела лицом на несколько лет, и хотя причины внезапного недуга для Исгерд оставались неизвестны, она не могла отделаться от чувства, что если пустить всё на самотёк, Эклунд скоро вконец ссохнется. Злость на Хельгу не становилась слабей, но Исгерд понимала, что та была единственным человеком, заботившимся о ней. Она любила Хельгу — по-своему, хотя обе они были далеки от бурных проявлений чувств. И потому Исгерд всё же думала, что и Хельга любит её. Тем горше было открытие, которое она сделала только что. И всё же оно не отменяло беспокойства о состоянии самой леди Консула.

Исгерд решила начать со второй проблемы и, забравшись в катер, направила его в сторону столичной резиденции Краузов. Однако здесь её ожидала неудача.

В гостиную к ней вышла Луана — Исгерд с трудом припомнила, что уже видела когда-то эту девушку на балу, но только сейчас поняла, что ей всё-таки удалось войти в семью Краузов.

— Вы приехали навестить моего мужа? — с улыбкой спросила Луана, однако и эта улыбка её, и выражение лица напомнили Исгерд искусно сделанную фарфоровую маску. Безупречную, миловидную, но от того не менее безжизненную.

— Да… у меня есть к нему разговор, — уклончиво ответила Исгерд.

— Он пока не прилетел. Ирвин собирается присутствовать на ближайшем заседании Сената, — продолжила девушка, поймав недоумевающий взгляд гостьи.

Та понимающе кивнула и отложила эту информацию на потом.

Луана угостила её чаем, и они разошлись по своим делам.

Ролан собрал своих людей уже на Астере. Несколько дней ушло на то, чтобы подготовить для проживания новую базу. Ролан не торопил сбор — ему вообще не нравилась мысль, что придётся решать за всех.

Он и не собирался этого делать. Дождавшись, когда все желавшие получить новое объяснение тому, что происходит, соберутся в самом большом зале, он сделал глубокий вдох и заговорил:

— Вы все задаёте мне вопрос — почему вы должны умирать, — он на мгновение замолк, дожидаясь тишины, — вы задаёте его, как будто это я привёл вас в подполье. Как будто я виноват в том, что Гесория не принимает вас. Как будто я объявил вас вне закона. Но это не так.

Он снова сделал паузу, дожидаясь, пока слова проникнут в сознание слушателей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хельга Эклунд виновата во всём, — продолжил он, — Хельга Эклунд выстроила режим, при котором от нас, простых людей, не зависит ничего. У каждого из вас есть своя обида, своя боль. Но если вы вспомните, с чего всё началось, то поймёте — всё дело в том, что Хельге Эклунд наплевать на людей. Хельга Эклунд — лицемерный лжец. Двадцать пять лет назад она поклялась, что Серая Стража будет распущена навсегда. И что мы видим теперь? Наши близкие, наши друзья — сотни людей погибли под огнём корабля Серой Стражи. Среди них оказались и те, кто не хотел драться. Те, кто просто не нашёл себе места в Гесории и вынужден был скрыться на окраинах. Скрыться — но не более того!

Ролан качнул головой.

— Не мне вам объяснять, что значит для нас победа Гесории. Не мне вас убеждать в том, насколько подлой была атака по беззащитной планете. Но именно меня вы спрашиваете, ради чего это всё. Ради чего мы боремся. Ради чего умираем. Я вам скажу.

Он снова обвёл взглядом зал.

— Ради того, чтобы они не убили нас в своих постелях — просто за то, что мы есть. Ради того, чтобы взрывы их бомб не тронули больше никого из наших семей. С Эклунд договориться нельзя. Ей нельзя верить. Она предаёт любого, кто вступает с ней в диалог. Тем более нет ни смысла, ни возможности говорить с Серой Стражей — потому что ни один человек, способный думать о благе ближнего своего и чувствовать его боль, не вступит в неё. Итак.

Ролан прокашлялся.

— Вы спрашиваете меня, что будет потом. Потом, если мы победим... Когда мы победим, сказал бы я! И я дам вам ответ. Я не Эклунд. Власть мне не нужна. Я не буду доказывать, что лучше вас знаю, как будет лучше для всех.

Он помолчал, оглядывая зал.

— Мы создадим комитет. Каждые десять воинов армии Ветров — так мы себя назовём — каждые десять выберут одного, чтобы тот представлял их решения передо мной. Если таковых окажется более десяти — то каждые десять избранных выберут одного среди себя. И так, пока все вместе вы не выберете десять человек, которые будут доносить до меня ваши желания и потребности. Почему именно я?

Ролан почти ждал, что кто-то озвучит этот вопрос. Но единственный, кто мог это сделать — Реган — был сейчас далеко.

— Потому что кто-то должен повести вас вперёд. И сейчас, когда мы должны сражаться, я сделаю это лучше, чем кто-либо другой. Впрочем… Когда будет образован комитет, он может провести новые выборы, и я подчинюсь его решению.

Ролан снова помолчал, собираясь с мыслями.

— Как только будут образованы комитеты, они начнут собирать предложения и запросы с мест. Таким образом мы составим свод законов, который затем будет вынесен на общее голосование. И если нам удастся его принять — то как только Эклунд будет свергнута, мы захватим власть и заставим всю Гесорию признать нас и наши законы.

Ролан хлопнул руками по столу, за которым стоял.

— Это всё. Если есть вопросы — я готов ответить на них.

Вопросов не было. Люди в зале остались неподвижны, и ни единого звука не донеслось из рядов слушателей, пока Ролан не вышел. Стоило же двери за ним захлопнуться, как начался хаос. Ролан смутно слышал выкрики, но возвращаться не стал.