Ведьма на выданье - Марина Сергеевна Комарова
А тётушка все смеялась, смотрела своими янтарными глазами на владельца шахт и разве что ласковой змейкой не извивалась.
— Ах, пан Горневич, вы так порывисты.
Так, ну что ты стоишь камнем, сожми её, сильнее! А я тогда буду взывать к небу и этому горшку с геранью на подоконнике, что все мужчины неверны и… и, тётя Вислава, забирайте его себе! Навсегда!
Ибо объятия Горневича при более детальном изучении оказались какими-то не слишком страстными. Так не обнимают женщину, которую хотят закинуть на плечо и отнести в ближайшую опочивальню.
— Иначе бы расквасили нос, панна Каторжинская, — немного иронично заметил Марк.
Щеки Виславы вспыхнули румянцем. То ли от гнева, то ли от смущения. Но так как пощечины не последовало, тётушка явно решила изображать смущенную лань.
— Ах, что вы такое говорите, пан Горневич. Всего лишь поскользнулась.
Он тем временем разжал руки, но Вислава не спешила отходить.
— Может, зайдете, выпьете чашечку кофе? Я варю чудесный кофе, а утром испекла яблочный пирог.
Очень интересно. Каким это утром? Сегодня, например, на кухне тётушки не наблюдалось. Однако я благоразумно не высовывалась, ибо нужно было, чтобы Марк продолжал сжимать Виславу, а не пытался от неё смыться. Кошмар! Что за мужик сейчас пошёл! Брал бы, что не дают!
Но Марк будто чувствовал какой-то подвох, потому что только улыбнулся:
— Боюсь, в таком случае я не сдержусь и направлюсь сразу к вашей племяннице. Но сомневаюсь, что она уже приняла правильное решение. Пусть ещё немного побудет… на свободе.
В его черных глазах полыхнуло что-то такое, что вмиг заставило заскрежетать зубами. Ах, на свободе? Задумал силой забрать, что ли? Или уверен, что я безропотной овечкой побегу за тобой, черный плащ?
Эмоции затмили здравый смысл. Перед глазами появилась красная пелена, а мозг, а грудь, казалось, сейчас просто разорвет от клокочущего гнева. То есть этот хрыч возомнил, что будет распоряжаться моей свободой? Свободой ведьмы рода Каторжинских?
Я демонстративно потянулась и громко сказала:
— Доброе утро, пан Горневич! Ой, а с кем это вы там обнимаетесь?
Вислава скрипнула зубами, Марк белозубо улыбнулся. Нет, он не стал менее опасным, но явно радовался моему появлению.
— С вашей прекрасной тетей, Алина, — ответил он как ни в чем не бывало. — Как спалось?
— Прекрасно, ночи сейчас просто сказочные, — сладко ответила я, не зная, кого хочу выбесить больше: Виславу или Горневича.
— Они могут быть ещё сказочнее, — произнес он и посмотрел мне прямо в глаза.
Тело почему-то бросило в жар. Не стоило долго думать, что именно он имеет в виду.
Зато Вислава чуть не клокотала кастрюлей с закипающей водой. Гордо задрав голову, она сообщила:
— А я отведаю яблочного пирога. Если что… вы знаете, где меня искать.
С этими словами она гордо развернулась и направилась в сторону дома.
Повисла тишина. Я вдруг поняла, что Марк внимательно меня разглядывает и никуда уходить не собирается. Гнев схлынул, мозг занял своё законное место и любезно сообщил: «Алина, ты дура».
И было в этом рациональное зерно, потому что я в упор не представляла, как отделаться от нежеланного жениха.
— Кажется, вы хотите меня… пригласить в гости, — сказал он таким голосом, что я сразу поняла: хочу.
Здравый смысл выпрыгивал из штанов и требовал, чтобы я хоть что-то предприняла, однако не получалось даже пошевелиться. И только и могла, что наблюдать, как в воздухе появляется жидкая тьма, сплетается причудливыми ступенями и поднимается прямо к моему окну.
Марк больше ничего не говорил. Медленно, шаг за шагом, поднимался по лестнице и не сводил с меня взгляда, в котором зияла бездна и голод. Голод, от которого любая женщина теряет себя и превращается в добычу для хищника.
Он оказался рядом, бесшумно ступил на пол. Жесткие пальцы коснулись моей ключицы, скользнули по плечу, обжигая сквозь тонкое кружево.
— Ну… так как, Алина, вы уже вспомнили всё, что было нужно? — хрипло спросил он.
Сознание будто поплыло, дышать стало тяжелее. Воздух вдруг стал раскаленным и вязким. Я покачнулась, Марк вовремя сжал меня. Совсем не так, как до этого незадачливую Виславу.
— Нет, не вспомнила, — борясь с туманом в мыслях, с трудом ответила я. — Для этого нужно время и… пан Горневич, боюсь, что нам придется расстаться.
— Что?!
Одно слово, а как будто ледяным ножом полоснули по разгоряченной коже. Объятия превратились в стальные тиски, я еле слышно охнула.
Получилось заглянуть в его глаза. Там полыхал такой гнев, что меня сковал страх. Я попыталась вырваться, но мне не дали. Хотелось кричать, но голос пропал. Вдруг стало кристально ясно: мне никуда не сбежать.
— Алина, ты не понимаешь, что никакого «расстаться» не будет? — От этих словно пробрало с ног до головы. — Если не услышу «да», то мне придется воспользоваться Правом Первого.
И впился в мои губы безумным поцелуем, сжимая почти до боли.
Глава 7. Алина делает предложение
Ужас опалил с ног до головы, я слабо дернулась, но поняла, что не смогу сопротивляться напору мужчины. Вспыхнул гнев, я попыталась вырваться, и вдруг комнату озарило ослепительным светом.
Сверху что-то упало, запах трав и кофе разлился по комнате, не давая вздохнуть.
Хватка Марка вдруг ослабла, он покачнулся и вместе со мной рухнул на пол. Я пискнула, оказавшись под солидной тяжестью. Все же фигура и рост у него дай бог. Стоило чуть спихнуть его в сторону, как взору открылось… Я едва не потеряла челюсть и даже позабыла, что лежу в позе звездочки на полу.
Прямо надо мной парил раскрытый гримуар. С его страниц лился алый свет, сверкающий, словно дорогой рубин.
— Басенька… — слабо сказала я. — Спасибо.
Хотелось вскочить и прижать гримуар к груди, пообещать купить ему самую красивую закладочку и не выносить мозг без надобности.
Ведь это именно он рухнул на голову Горневича, не дав ему со мной ничего сделать. Я попыталась встать, но перед глазами вдруг всё зарябило, а тело накрыла слабость. Охнув, постаралась собрать силы в кулак, но в итоге только провалилась в темноту.
…Откуда-то издалека доносились шорохи, потом — стук. Через какое-то время появилась возможность видеть, а ноздрей коснулся запах крепкого табака. Тьма начала рассеиваться.
— Поэтому, Тадеуш, — раздался приятный мужской голос, — у нас нет другого выхода. У меня единственная дочь. И я хочу, чтобы она была в безопасности. Как за каменной стеной. Чтобы ни одна сволочь не протянула к ней руки.
Передо мной сидел мужчина и курил трубку. Ещё не
