Книга - Ефимия Летова
— Что смотришь, мелкий? — Варрийя зло хмыкнула. — Чего ты от него ждёшь, откровений? Опоздал на полтора века.
Губы у Вертимера задрожали. Несколько лет разницы в возрасте, весьма существенные тогда, раньше, по прошествии столетия потеряли смысл. Теперь они все равны, но даже им трудно избавиться от старых, сложившихся схем восприятия и взаимодействия. Тианир был самым старшим, самым выдержанным и мудрым из всех, он заслуживал отдельного закутка, а Вертимер — так, прыщавый подросток, по чистой случайности столь щедро магически одарённый духами, в чьей мудрости и предусмотрительности, впрочем, сомневались уже почти что вслух, призванный в Совет Девяти «на вырост», да так и оставшийся насовсем. Уже давно не подросток по годам, он во многом сохранил детские привычки и повадки. По мнению Варрийи, в отличие от остальных, Вертимер пострадал меньше всех. Подумаешь, кожа огрубела и покрылась рубцами! Подумаешь, взрослеть перестал! Для многих это недостижимая мечта, а не наказание и не катастрофа, но нет же, кривит губы и смотрит фенекаем, которому прищемили хвост, такой же опасный и разрушительный, как маленький ушастый пушистик, украшение мёртвой каменной пустыни. Разозлившись собственным мыслям, так, что руки-лезвия мгновенно раскалились докрасна, вспыльчивая боевая магичка сделала резкий стремительный выпад с разворотом назад — и одно из стальных лезвий по локоть вошло в грудь сделавшего к ней шаг Вестоса.
Варрийя выдохнула и отшатнулась. Вестос мрачно глянул на продырявленный плащ, погладил пальцами прореху.
— Промахнись ты на пару пальцев левее — и просители открытого дня разнесли бы Пирамиду по камешкам, — недовольно сказала Стурма. — Мои силы ограничены, знаешь ли, чтобы тратить их вот так, на твои психозы.
— Но Варидасу ты была готова их отдать, — хмыкнула Варрийя, её гнев отступил так же моментально, как и нахлынул, и воительница опустилась обратно на камень. Пару мгновений Стурма кусала изнутри щёки, тоже борясь со злостью, потом отвернулась к столу, выискивая, чем можно успокоиться.
Вибрацию, означавшую приближение страждущих и молящих, теперь чувствовали все восемь.
Ну, или семь — в ощущениях бесплотного Рентоса никогда нельзя было быть уверенным.
— Послушайте! — ломающийся мальчишеский голос Вертимера разорвал только-только устоявшуюся тишину каменного зала. — Послушайте!
— Ну? — буркнула Варрийя.
— Может быть, мы всё-таки будем что-то делать? Или всё так и останется, как сейчас, на следующие сто пятьдесят лет?!
— Что именно? Тоже займёмся выращиванием цветочков? Заткнись, мелкий, у тебя пока дыры в груди нет, но непременно появится.
— Мы ничего не делаем. Ничего не пытаемся изменить! Излечиться. Спасти Криафар. Вернуться к нормальной жизни! Заперлись здесь, как горстка трясущихся каменок в норе, не знающих о том, что лисак уже ушёл!
— Ты знаешь, ну так и выходи из норы, мелкий, — магичка скрестила лезвия рук перед собой, золотые пряди упали на лицо. — Кому ты тут нужен, такой умный?
— Бабы у него не было, вот и страдает, — подал голос невидимый, но постоянно прислушивающийся к разговорам и перепалкам Рентос и оглушительно расхохотался, звук его голоса отразился от каменных сводов. — Ему бы бабу. Девки, чего вы прохлаждаетесь, уважьте паренька. Стур, Вари, про молчуньку я не говорю, она вялая и скучная, но вы-то!
Как обычно, самым парадоксальным, если не сказать, магическим образом бесцеременно-пошлое и неуместное вмешательство Рентоса разрядило напряженную обстановку. Только Вертимер гордо отвернулся к своему ненаглядному маннику и начал поглаживать пальцами плотные блестящие листья.
— Пирамида с заключенными в её нутре духами-хранителями питает наши угасающие силы, как источник, Верти, — добродушно, в сотый раз повторил появившийся в зале Тианир, первой волной ярости духов заживо разорванный на части и сшитый Стурмой заново, как тряпичная кукла. Мальчишка дёрнул плечами. — Вне её долго продержаться мы не сможем. Неужели ты забыл, мы всего пару лет назад об этом говорили? А мы питаем сдерживающие заклятия собой.
— Я выхожу наружу! Варидас выходит! И Рентос, и другие тоже… наверное, — запальчиво отвечает Вертимер. — Всё нормально! Возможно, в этом уже нет такой необходимости, как раньше!
— На час максимум? А потом возвращаются сюда, зная, что неисцелимые раны начинают сначала ныть, а потом приносить чудовищную боль? Правда, Верти, помолчи. Открытый день наступает. Без поддержки Пирамиды мы не сможем исполнять наш долг, не сможем помогать людям…
— Люди нас используют, им плевать на нас! Они проживают свои жизни, так или иначе, тогда как наше существование жизнью назвать нельзя! Да, я выгляжу, как ребенок, но я давно уже не ребенок, я мужчина. И да, я хотел бы узнать женщину, и многое другое — тоже!
— Что, и мужчину тоже?! — изумился Рентос. — Нет, тут я пас, дружок. Да и нечем мне. И я, между прочим, не жалуюсь. На тебя-то ещё может и польститься какая-нибудь озабоченная извращенка или тот же Тельман Криафарский, говорят, в прошлом году не брезговавший мальчиками. А мне что делать? Рад бы завалить уже хоть мальчонку, хоть подружку, хоть неведому зверушку, да никак, и то вот не ною.
— Успокойтесь оба, — спокойно велел Тианир. — Мы сделали свой выбор, выполняем свой долг, а роптать — недостойно. Открытый день — не время для сожалений и пререканий, на это есть остальные тридцать шесть дней месяца.
Стурма сгорбилась на стуле — её, целительницу, в открытый день вызывали чаще других. На несколько мгновений в каменном зале воцарилась полная тишина. А потом словно бы с потолка прозвучал первый голос самого первого просящего. Женский голос…
— Варидас, взываю к тебе!
Маги — те, у кого были глаза и уши — изумленно переглянулись.
* * *
Из всех восьми магов Варидаса единственного никогда не вызывали в открытый день, уже лет сто так точно. Криафар знал, что свой некогда могущественный дар маг утратил вместе с глазами, казалось бы, вовсе для прорицания не нужными. То же относилось и к Рентосу, но его, как ни странно, просящие приглашали довольно часто — больно уж весёлым, безбашенным и острым на язык был бывший маг-метаморф, с таким и просто поболтать не грех. К тому же, нет тела — нет дела, с потерявшего физическую оболочку метаморфа и взятки гладки, а у Варидаса голова осталась на плечах, как и язык во рту.
Услышав собственное имя, маг выдохнул и, провожаемый
