Если любишь - солги (СИ) - Калинина Кира Владимировна

Изысканная кухня не всегда вкусна, в этом я убедилась в пору увлечения дорогими ресторанами. Но блюда, подаваемые на стол под жизнерадостные комментарии Евгении и восторженные возгласы гостей, источали такие умопомрачительные запахи, что я забыла об осторожности. Суп с фрикадельками из фарша раков, овощами, грибами и жареным миндалём, паштет из дроздов, омары, запечённые с трюфелями, седло барашка с салатом из свежей зелени и земляники, — всё было божественно. Евгения не зря превозносила достоинства своего повара.

Первое время проголодавшиеся гости говорили только о еде и винах, которые, само собой, тоже были выше всяких похвал. Белое крино понравилось даже мне. Евгения с удовольствием принимала комплименты, но после третьей перемены блюд решила, что довольно, и обратилась к Тьери:

— Гавольд, расскажите о вашей новой пьесе. Как она называется?

— Да, нам очень интересно! — поддержала её Ливия.

К обеду она явилась в золотом платье, открытом спереди и сзади сверх всякой меры. Драматург бросил на красавицу взгляд, покраснел и ответил, обращаясь к Евгении:

— "Завещание старой графини", но это временное название. Действие происходит в старинном замке в отдалённом районе Гуллирии, в горах на границе с Ветгелем. Владелица при смерти, и в замок съезжаются претенденты на наследство. Первая в списке — единственная внучка графини, но уже на следующий день её находят убитой. Все подозревают друг друга. Мост через пропасть, который связывает замок с остальным миром, разрушен, телефонная связь прервана. В замке начинают происходить странные и, как кажется, сверхъестественные явления.

— Восхитительно! — Ливия захлопала в ладоши, и Кройцмар покровительственно потрепал её по голой спине.

— Мы с Говальдом однажды побывали в таком замке, — заметила Иоланта, метнув взгляд на красавицу. — Сквозняки в каменных коридорах, сумрачные залы, портреты предков, чёрные от копоти из огромных каминов, стены, пропитанные памятью былых веков и древними преданиями.

В её голосе, ставшем низким и глубоким, в задумчиво-скорбных интонациях, в туманном взгляде чудилось обещание роковых тайн и зловещих откровений. Всё-таки зря мадам Тьери оставила сцену.

— Да-да, — подхватил драматург блёклым тенором. — Я изучал фольклор Пиллиан и Отир и, должен признать, увлёкся. Все эти мифы о духах гор и лесов, сказания о стихийных магах, легенды об озере покаяния, о справедливой королеве, о кровососах…

— О кровососах? — переспросила Евгения, приподняв тонкую бровь.

— Да, в старинных источниках их ещё называют упырями, вурдалаками, вампирами. Это очень интересно. Я съездил в Шафлю, чтобы поработать в архивах Магистериума, — тёмные глаза Тьери загорелись. — Сегодня между нами нет границ, жителей континента объединяет общий язык и научное представление о мире, а в прежние времена у каждого народа, да что там, в каждой горной деревушке было своё наречие, свои божества и сказки, порой настолько самобытные, что просто диву даёшься. Сведений, конечно, мало, и они весьма обрывочны, но вот что любопытно: те же кровососы упоминаются и в легендах лясов с восточного побережья, и в эпосе северных салопов, и в отирских песнях.

— Вам стоило бы написать научную статью, — заметил профессор Барро, и было непонятно, всерьёз он говорит или иронизирует.

— С вашего позволения, я лучше напишу пьесу, — улыбнулся Тьери. — В Хрониках Брэма, это летописный памятник времён Руфиуса Оборотня, я обнаружил премилую сказку о владельце замка, который как раз был вампиром. Питался он исключительно кровью младенцев и девственниц. А если таковых под рукой не оказывалось, ложился в гроб и погружался в сон, похожий на смерть, пока верные слуги подыскивали ему подходящую жертву. Также утверждается, что он боялся солнечных лучей и умел летать. Мне сразу увиделась завязка. Наши дни. В древний замок приезжают гости, среди них — юная невинная девушка, а в подземном склепе пробуждается от трёхсотлетнего сна голодный вампир…

— Какой ужас, — восхитилась Ливия.

Профессор спросил очень вежливо:

— Вы собираетесь строить сюжет на истории из закрытого сектора?

Разговоры за столом стихли, все мажисьеры смотрели на Тьери с одинаковым выражением. Пожалуй, я назвала бы это выражение снисходительно-насмешливым.

У драматурга покраснели уши:

— Что вы хотите этим сказать…

— Всегда ли тайное становится явным? — громко произнёс вдруг дядя Герхард.

По-настоящему я рассмотрела его только за обедом. Оказалось, что старший Карассис не стар и не сед, он — альбинос. Кудри белые, как свежевыпавший снег, кожа молочного оттенка, блестящие красные глаза и меланхоличное выражение лица с характерными семейными чертами. Он и одет был во всё белое. Старомодный сюртук с застёжкой под горло украшала алая бутоньерка.

Подчеркнуть свои странности вместо того, чтобы пытаться их утаить — в этом ощущался вызов и смирение человека, который устал что-то доказывать миру. Быть не таким, как все — печальная участь, я знала это по себе, но невольно отводила взгляд от белого лица с кровавыми зрачками. И его странные слова…

— Дядя, ты смущаешь наших гостей, — сказала Евгения.

Тьери и правда выглядел потерянным.

— Гавольд, дружище, — подал голос Доден Кройцмар, — так он жил при короле-оборотне, этот ваш кровосос?

Весь вечер художника не интересовало ничего, кроме еды, выпивки и Ливии, но он, оказывается, следил за разговором.

— Кровососы, вампиры. Может, это был особый вид летучих оборотней, которые потом вымерли, как те древние ящеры, которых рисуют в книжках по естественной истории?

Кройцмар говорил спотыкаясь и растягивая слова. Похоже, он успел всерьёз перебрать. И профессор Барро ответил художнику с неприкрытой иронией:

— Едва ли. Если предположить, что вампиры могли летать, скорее всего, они пользовались некими техническими устройствами… вроде вашего левитационного аппарата, Аврелий, или крылоплана инженера Лилиена.

Аврелий удивлённо поднял брови и отозвался в своей вальяжной манере:

— Мой аппарат пока в стадии разработки. До испытаний ещё далеко. Это личный проект — для души. Как, собственно, и крылоплан Лилиена. Игрушка. Пощекотать нервы, помериться силой и храбростью. Практической пользы от крылоплана никакой, а Лилиен однажды свернёт себе шею. Если бы мифические кровососы существовали, они не стали иметь дело со столь примитивным устройством.

— Вы находите немагнетическую науку примитивной? — Барро язвительно улыбнулся. — Но крылоплан летает уже сейчас, а когда поднимется в воздух ваш аппарат, неизвестно.

Русоволосый Оскар повернулся к профессору всем корпусом.

— Если бы не высокоэффективные солнечные батареи, изобретённые нашими учёными, люди до сих пор задыхались бы в угольном чаду! — запальчиво воскликнул он.

— Прототип солнечной батареи создал фирамский фотохимик Луиджи Джакомо, — с ехидцей возразил Барро. — А солнечные нагреватели в тех краях строили ещё в прошлом веке.

— Начнём с того, что Джакомо опирался на идеи натуролога Альбрехта Игнассиса, — в тон профессору ответил пепельный блондин Марсий. — И не прототип Джакомо, а разработка Лукреция Деласса стала основой для промышленного производства солнечных панелей.

Начался спор. Оскар и Марсий пытались доказать вторичность немагнетической науки, Аврелий изредка поддерживал их небрежными репликами, Евгения шутила, Дитмар посмеивался. Сначала профессор Барро держал оборону в одиночку, но неожиданно ему на помощь пришла Иоланта, а за ней и Тьери, оскорбившийся за человеческий род. Ливия восклицала, что ей скучно, Кройцмар пил и ел. Дядя Герхард отошёл к окну, сел за рояль, такой же белый, как он сам, и заиграл что-то печально-романтическое. В тёмном саду за его спиной мерцали жёлтые и сиреневые фонарики, озаряя призрачные силуэты деревьев.

Меня разрывали противоречивые чувства. Хотелось доказать, что обычные люди способны многого достичь и без помощи магнетизма. В конце концов, нас большинство, и на нас держится мир. Но глупо отрицать очевидное: нынешним процветанием континент обязан именно мажисьерам, их талантам и магнетическим флюидам.