Жених на замену (СИ) - Шельм Екатерина

Совершенно не способна работать сегодня, а еще все таращатся на меня на стройке. Не знаю почему, я конечно посвежела, но не настолько уж изменилась. Бросаю все бумаги и иду купить новую шляпку. Мне она жизненно необходима, вот прямо сейчас!

На улице встречаются какие-то волки из Хардманов. Сердце встревоженно замирает, но все обходится. Я более менее спокойно прохожу мимо. Меня меряют заинтересованным взглядом, но и только.

Первые дни после снятия артефакта самые бесшабашные и глупые. Становлюсь сущим ребенком с самыми простыми потребностями: играть, пробовать, изучать, есть, нравиться. Потом волчица осваивается, чувствует себя вольготнее. Я перестаю вести себя как игривый ребенок, могу работать и перепады настроения не так заметны, зато просыпаются желания повзрослее. Хочется волка, сильного, страстного, выносливого волка… много, долго и яростно… Меня скоро начнут мучить сны… Буду кататься в постели, грызть подушку и…

Хорошо, что Хардман уехал на эту их общую волчью охоту. Нет, правда, это очень хорошо. Не знаю заметил бы мистер «лапу себе отгрызу» мое преображение, но лучше не проверять. Он завтра возвращается, так что пока жених не притащился снова меня «проведывать», с утра закончу самые горящие дела и уеду в поместье. Проведу в глуши пару дней или недель, может станет полегче. Нужно учиться все это контролировать, учиться с этим жить.

Вечером мы с Крисом собираемся в оперу. Надеваю платье с декольте, завиваю волосы, глупо кружась перед зеркалом, смеша горничную. Прыгаю по лестнице, напевая что-то… и замираю.

«Рей приехал!» — радуюсь прежде чем успеваю себя остановить. Какой еще РЕЙ?!

Понимаю, что он в затруднительном положении. Его не ждали, на лице проступает досада. Я тут же прихожу на помощь — это вежливо, а я не хочу его обижать. По-крайней мере, он не пытался с ходу забраться мне под юбку, как его лощеный братец. Я… ищу ему оправдания? Он такой же Хардман как и все прочие! Или… не такой же? Ведь он не стал на меня давить, а мог бы. Вспоминаю, что давить он на меня не стал, потому что я была для него непозволительно уродлива. А сегодня? Хочу поймать в его глазах восхищение, удивление, но он только хмурится и молчит.

 Я боюсь, что он окажется таким же корыстным, алчным и расчетливым как и все Хардманы. Что сейчас схватит меня за руку, отшвырнет Криса, и как альфа стаи возьмет меня, а я…что я. Конечно же сдамся как миленькая. Но еще больше боюсь, что ничего не изменится и даже не смотря на мой вид, я все еще буду недостаточно хороша для Рейнара Хардмана, будущего альфы клака, сильнейшего двуликого графства.

Он со мной не разговаривает. Молча идем к кебу, молча садимся. Мне очень и очень грустно. Не заметил какая я красивая? Все еще «лапу отгрызу»? Строго напоминаю себе, что мне его мнение вообще-то глубоко, очень глубоко безразлично… Но око не безразлично отчего-то.

— Прекрасно выглядите, Виолетта. — наконец получаю вымученный комплимент. Мда…. что ж, ясно. Недостаточно я преобразилась для Рейнара Хардмана, чего и следовало ожидать. Конечно, он ведь открыто ездит к белому Сиру, а она такая красавица. А уж всяких там волчиц у него не перечесть, а я… одна из многих в его стае. Решаю хотя бы сохранить лицо. Уж лизать ему руки, умаляя снизойти до себя, не стану.

Он сегодня очень красив. Модой немного пренебрегает, но от этого только мужественнее смотрится. Любуюсь исподтишка, но очень стараюсь не смотреть на его руки. Краснею сразу.

Ничего, это просто моя волчица шалит, хочется ей нравиться всем и каждому, это вовсе ничего не значит.

Опера превращается в пытку. Я сижу рядом с Хардманом и чувствую как он касается меня локтем. Невинное прикосновение волнует до дрожи. А еще он сел так вольготно, по-мужски расставив ноги, и от этой позы меня тоже бросает в жар.

Смотрю в бинокль чаще, чем следует чтобы не смотреть на его руки листающие программку, на сильные ноги, не бросать взгляды на лицо. Соберись, Вэл! Ну что ты?! Да у него таких как ты целое поместье, неужто хочешь быть одной из многих?

В антракте он флиртует с белым сиром. Мне, словно обиженной пятнадцатилетке на первом балу, хочется реветь от досады. Вампирша в ослепительном белом платье, укороченном спереди настолько, что чуть подвязки чулок не видно.

Мое платье сразу кажется скучным, слишком закрытым и откровенно девчоночьим. Но я не девочка! Я взрослая женщина! Завтра же куплю… что-нибудь. Брюки! Да! Куплю брюки и пусть этот Хардман слюной захлебнется. Вампирша что-то шепчет ему на ухо, и я вижу как темнеем его взгляд.

Понятно все. Размечталась, Вэл. Альфа стаи, красавец и дамский угодник, Рейнар Хардман даже за все магические секреты Валле не снизойдет до тебя. Что он там говорил? Твоя девичья добродетель для него недостаток. Хранила-хранила свою честь, вот и дохранилась. Радуйся.

Пытаюсь убедить себя, что эти мысли, эти чувства не мои. Это все она, волчица! Она хочет его, а не я. Я… не хочу. Вовсе не хочу. Я серьезная, взрослая, у меня карьера, а это все… низко и мерзко. Не для меня. Да ведь?.. Не знаю! Я запуталась! И мне плохо от того, что он разговаривает с белым сиром. А уж когда она касается его груди, внутри зреет не просто какая-то там обида или досада — я злюсь! Да так, что в горле клокочет рык.

 Но от вампирши Хардман все таки отлепляется, как мне кажется очень уж нехотя, и идет со мной смотреть второй акт. Ах, сделал мне одолжение. Ну и ехал бы со своей любовницей, не расстроилась бы!

Мы снова сидим рядом, настроение такое гадкое, что даже опера меня не может увлечь. А ведь она о такой красивой, несчастной любви. 0 великодушном, мучительном решении Кристофера Ера отпустить Мари, его прекрасную возлюбленную, потому что ему предстоит стать бесчувственным вампиром. И он отпускает ее в мир живых, а сам остается со своей бессмертной любовью… Крис в антракте сказал, что развязка — это художественный вымысел. Что Ера, кажется на самом деле никуда и никого не отпускал, а его самого бросили, но композитор решил подать эту историю иначе. Более романтично.

Мэр с женой уходят из ложи, мы остаемся с Рейнаром одни. А толку- то…

Кручу бинокль, расстроенная и печальная. Так хотелось быть красивой, так хотелось нравиться…

Бинокль зацепляется за пуговку, и Хардман тут же ловит мою руку. Я замираю не дыша. Он ловко распутывает мое затруднение, но не отпускает. Медленно снимает перчатку, и я ощущаю себя голой перед ним, полностью обнаженной. Он целует пальцы.

Сердце колотится как сумасшедшее. Чувствую волчицу так остро и близко, словно сейчас могу обернуться. Вижу его глаза… Что? Да… конечно же, да…

Он целует меня. Это мой самый первый…

Распахиваю глаза, когда губы властно раздвигают языком. Что это? П-подожди, я не понимаю, это же неприлично так целовать! Он держит голову не давая отстраниться. Язык проскальзывает по моему, раз, второй, третий… О-о!.. Глаза закрываются. Как сладко, Рей, как прекрасно…

Его рука сжимает грудь, моя утренняя фантазия осуществляется и меня трясет. Рей тащит меня к себе на колени. На пол падает бинокль… и я понимаю где я! Я в ложе театра! Я Виолетта Валле! И Хардман вот-вот прилюдно меня унизит! Окатывает холодным страхом. Да после такого, чтобы сохранить репутацию, я сама буду умолять его на мне жениться без всякого контракта!

Отталкиваю, но он не пускает. Волной окатывает страх. Он победит сейчас! Сдамся и все позволю, а потом буду презирать себя! В театре! Какой стыд! Пощечина действует лучше. Он мотает головой, а я выбегаю прочь.

Стою у окна, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Какой позор! Кто из зрителей видел? Ах, какой стыд! Что если Крис видел?! Умру на месте

Хардман подходит ко мне и я очень на него злюсь. За собственный стыд, которого он напрочь лишен. За подозрения, которые он ничуть не развеял своим поведением. Ну конечно, ему-то что, он ведь известный волчий ловелас, а я его навязанная невеста, которую — все ведь знают! — ему поручено быстренько соблазнить и лучше бы публично.

— Вы мне обещали, мистер Хардман. Обещали держать себя в руках, не склонять меня… к тому чего я не хочу.