Морская невеста (ЛП) - Хамм Эмма

К счастью, внутри никого не было. Она вспомнила тяжелые времена, когда она была еще крохой, когда не было места за прутьями. Плоть, плавники и узловатые руки торчали между прутьев, пытались занимать как можно меньше места.

Ее судьба не будет такой.

Сирша вздохнула и позволила брату втолкнуть ее в клетку. С тихим стуком закрылся замок, и она вздрогнула.

— Просто перестань звать беды, Сирша, — проворчал он. — Ты делаешь хуже для всех нас.

Он повернулся и уплыл, пропал из виду.

Дрожа, она обвила себя руками и опустилась на пол. Коралл впивался в ее чешую, но ей было все равно. Ее жизнь изменится навеки, а она не могла даже повлиять на это.

Что ей делать? Она не могла сбежать из клетки. Она не могла заставить отца передумать. Ее будущее было темным.

Она не знала, стоило ли жить так, когда она попробовала, как все могло быть.

Ногти стукнули по прутьям, и звук продолжался, пока она не подняла взгляд.

Ее сестры замерли неподалеку. Они ждали, пока она посмотрит на них, а потом солнечно улыбнулись. Но они не знали, что были солнечными. Многие из них ни разу не видели солнце.

— Сестра, как это?

— Мы хотим знать!

— Любовь? Она настоящая?

— Не может быть! Посмотрите, как она сжалась. Любовь не может быть настоящей.

— А если может? Я хочу знать, как это ощущается!

Сирша подняла руку.

— Хватит.

— Ты должна нам рассказать!

— Прошу, хватит. Я не хочу говорить об этом.

— Сирша. Ты такая эгоистка! Мы хотим знать, как ощущается человеческий недуг!

— Это не недуг, — буркнула она, сжимаясь сильнее. — Это ощущается, как когда устрица впервые открывает свой рот. Боязливо, робко, она не сразу касается моря языком. А потом понимает, что мир огромный, но не такой и страшный. Она сама принимает грязь в свою раковину и работает с ней, пока не создает для себя жемчужину.

Ее сестры молчали, пока она говорила. Старшая подплыла и прижалась к прутьям.

— Но, Сирша, мы едим устриц.

— Вы не поймете. Не как еда или вода, не как угощения из моря. Это отличается от всего, что я когда-либо ощущала.

— Тогда почему ты выглядишь так, словно тебе больно?

— Потому что мне больно, — проскулила она. — Я так далеко от него, и я знаю, что больше к нему не вернусь. Это меня убивает.

Они отпрянули от клетки, сжали плечи друг друга, став шаром дрожащих русалок.

— Ты больна? Это все-таки недуг?

Раскрылась жестокая часть Сирши. Ее пасть с кинжалами раскрылась широко, как бездонная яма моря. Они не поймут ее боль. Они не поймут, на что смотрели, не пытаясь остановить.

Она посмотрела на них с ожесточившимся сердцем.

— Да. Да, это болезнь, которая распространяется, как невиданная зараза. Она гниет изнутри, пока красота не пропадает, и остается лишь потрепанная оболочка. Любовь делает уродливыми, когда ее теряешь.

Их крики были музыкой для ее ушей. Вода оттолкнула ее в клетке, они бросились прочь от ее слов. Ей было все равно. Пусть считают любовь опасной. Может, это спасет их от того, что она испытывала.

Сирша сжалась в комок, вдыхала соленую воду, отчаянно стараясь не думать об утре.

Крейг.

Сильные руки в бородавках на ее коже.

Русал, управляющий всем, что она делала.

Она поежилась.

Но у нее останутся воспоминания. Сирша ощущала его губы на своем плече, на своих губах. Помнила его смех, не искаженный весом океана. И его глаза искрились, когда она покидала океан и бежала в его объятия.

Сирша вздохнула и прижала пальцы к губам. Сон придет позже, и он будет ей сниться. До конца жизни.

* * *

— Сирша, проснись, дитя.

Голос пробился в ее сны о мужчине, поющем о море, но оставляющем следы на песке. Она пошевелилась, убрала хвост с лица и приподнялась на локте.

— Матушка?

— Дитя, пора.

— Уже время свадьбы?

— Нет, милая. Ты не выйдешь сегодня замуж.

Слова пробежали током по ее спине.

— Отец передумал?

— Нет, я.

Такого она не ожидала услышать от матери. Сирша повернулась, сжала прутья клетки и прижалась лицом к бреши между ними.

— Матушка?

— Когда мы с твоим отцом впервые встретились, я тоже хотела иной жизни. Русалки рождаются, чтобы страдать, дитя. Такое у нас место в этом мире, — она протянула руку в клетку и погладила пальцами щеку Сирши. — Если у тебя есть шанс вырваться на свободу, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.

— Отец не разозлится на тебя?

— Скорее всего, но я готова рискнуть.

Ее мать подняла ключ от клетки. Жизнь горела в ее глазах так ярко, что зажгла искру в Сирше. Если даже ее мать, идеал русалки, могла нарушить правила… то и Сирша так могла.

Ключ хрустнул в замке, наполненном кораллом. Сирша вздрогнула, замерла, словно это могло сделать звук тише. Никто не мог знать, что она сбегала. Никто не мог знать, что ее мать ее выпустила.

Она вырвалась из клетки и бросилась в объятия матери. Сирша прижалась лицом к шее матери, вдыхала соленую воду и запах теплых вод. Ее мать не родилась в глубинах океана, а попала сюда с ее отцом давным-давно.

— Куда мне отправиться? — прошептала Сирша. — Я не знаю, где безопасно.

— Ты отправишься к моей сестре, если нужно. Но есть другая идея.

Мать отодвинулась и подняла маленькую ракушку. Она была странной формы, как штопор с нитями на конце.

— Редкие русалки знают, что стражи могут говорить.

— Я всегда думала, что они говорили со мной.

— Это другое, — исправила ее мать. — Стражи могут говорить, Сирша. Мы просто их не слышим. С этим в ухе ты сможешь их слышать и общаться с ними. Не с помощью языка тела, а по-настоящему общаться.

— О, — Сирша благоговейно взяла ракушку пальцами. — Я просто…

— Вставь в ухо и поверни. Вот так. Хорошо. Не болит?

— Верно, матушка.

— Хорошо. Найди ближайшую стражницу и попроси ее пропустить тебя из наших вод за человеческим кораблем.

— Кораблем? — растерялась она. — Зачем мне корабль?

— Твой человек отправился в безопасность, его прогнали русалы. Найди стражницу. Она поймет, они следили за тобой очень долго.

— Почему? — Манус ее бросил? Зачем он так сделал? И почему стражам было дело до русалки, одной из сотен? Сирша не была особенной, лишь волосы отличались.

— Твоя душа не такая, как наши. Они знали это с первого мгновения, как я привела тебя встретиться с ними, — матушка убрала прядь волос с лица Сирши изящным движением. — Они предсказали, что ты покинешь нас в юном возрасте.

— Я не юна.

— Для русалки юна.

Мама обняла Сиршу, и это ощущалось как прощание навсегда.

Сирша глубоко вдохнула и крепко сжала ее. Она хотела запомнить каждый миг, когда ее тихая сдержанная мама спасала ребенка от судьбы, полной страданий. Сирша не одна желала свободы, и только это было важно.

— Плыви, — прохрипела ее мама. — Сейчас, пока они тебя не остановили.

Она не мешкала. Как только мама отпустила ее, Сирша устремилась сквозь океан, как еще никогда не плыла. Ее хвост изгибался, живот болел, волосы тянулись назад так, что голова болела, но она неслась в темных водах.

Дискомфорт был лишь временным. Она мчалась к свободе, это стоило боли.

Она поднималась, пока не увидела манящий свет солнца. Лучи тянулись к ней золотыми копьями. Еще немного, и она ощутит воздух, услышит вопли чаек.

Каждый миг казалось, что кто-то схватит ее за хвост. И что она услышит гневный вопль отца, объявляющий охоту, и это пугало ее до мозга костей. Она не могла упустить этот шанс. Не сейчас.

Сирша вырвалась на поверхность и вдохнула носом. Хоть вода застряла в горле, и жабры дрожали, носом дышать вдруг стало приятнее, чем под водой.

Крики чаек и шелест волн ласкали ее слух. Она еще никогда не была так рада.

Она была свободна.

Большая волна поднялась рядом с ней от стражницы, что следовала за ней. Серая кожа была в шрамах боев с кораблями, акулами, а порой и с фейри. Ее большой глаз посмотрел наверх, сквозь воду, на лицо Сирши.