Райчел Мид - Разоблачение суккуба

— Если хочешь переодеться, пока мы в машине — самое время.

— Переодеться во что?

Он пожал плечами.

— Ты же в Вегасе. Вживайся в образ. К черту джинсы и шлепанцы. Надень что-нибудь для коктейля, секвинс, платье с корсетом. В общем, смотри на меня.

Величественным жестом Луис указал на себя самого, как будто без этого на его эффектный, явно сшитый на заказ в Италии костюм можно было не обратить внимания.

— Но еще нет и полудня, — заметила я.

— Не имеет значения. Я одеваюсь так, как только встаю с постели.

Оглянувшись на стоявшие рядом машины, я быстро переоделась из дорожной одежды в маленькое платье на одной бретельке, которое обтянуло меня, как греческая сорочка. Ткань отливала серебром, когда на нее под определенным углом падал свет. С ней дивно сочетались мои длинные светло-каштановые волосы. Луис одобрительно кивнул.

— Теперь ты готова к «Белладжио».

— «Белладжио»? — удивленно спросила я. — Я думала, меня запихнут в какой-нибудь дешевый мотель милях в десяти от Стрипа. — Я посчитала нелишним сделать макияж поярче.

— Ну, — сказал Луис, выезжая со стоянки, — обычно, когда прибывает новичок, выделенных на прием денег только на это и хватает. Мне удалось выбить кое-какие дополнительные средства, потом я пошуршал в своих карманах, чтобы тебя побаловать.

— Не надо было этого делать, — воскликнула я. — Я могла бы и сама заплатить за комнату. — Говоря это, я прекрасно понимала: если уж мне за долгие годы стало легко получать финансирование, то Луису с его сроком службы сделать это в миллион раз легче. Машина и костюм, вероятно, были приобретены на карманные деньги от его доходов. Он развеял мои сомнения.

— Это ерунда. Кроме того, мою машину тут же угонят, стоит припарковать ее у какого-нибудь малобюджетного стойла.

Датчик в машине показывал, что температура за бортом не сильно отличалась от той, что бывает в декабре в Сиэтле. Разница была в свете.

— О, боже, — воскликнула я, прищурившись глядя в окно. — Я два месяца не видела солнца.

Луис тихо посмеивался.

— Подожди Лета, когда температура поднимется до трехзначных чисел. Большинство людишек варятся заживо, но тебе это понравится. Жара и сушь. По ночам не меньше восьмидесяти градусов.

Я любила Сиэтл. Даже если бы на горизонте не появился Сет, я могла быть там счастлива долгие годы. Но, должна признаться, единственной неприятностью для меня была погода. В сравнении с крайностями Восточного побережья, климат в Сиэтле мягкий и приятный для проживания. Но это означает — ни то ни се. Не слишком холодно, не слишком жарко. Жара наступала только в середине лета и быстро проходила, мягкость зимы портили дожди и постоянная облачность. К февралю я обычно была готова пачками глотать витамин D. Я выросла на пляжах Средиземноморья, и мне их по-прежнему не хватало.

— Это здорово, — сказала я. — Лучше бы я приехала в более теплое время.

— О, тебе не придется долго ждать, — заверил Луис. — Еще месяц, и температура начнет расти. В марте можешь доставать бикини. — Я подумала, что это явное преувеличение, но на его слова ответила улыбкой.

Мы приближались к великолепному Стрипу. Дома становились все более роскошными и дорогими на вид. На тротуарах и боковых улицах прибавлялось народу. Рекламные щиты предлагали все виды увеселений, какие только можно вообразить. Это было похоже на парк развлечений для взрослых.

— Тебе тут, похоже, неплохо живется, — сказала я.

— Еще бы, — согласился Луис. — Мне повезло. Место отличное, к тому же у меня под началом одна из самых многочисленных в мире групп служителей Ада. Когда я увидел в списке твое имя, то решил: я должен ее заполучить.

От его слов на розовых очках, сквозь которые я таращилась на ослепительные виды, появилась трещинка.

— Когда пришло мое имя?

— Мы ведь постоянно получаем письма о переводах, новых вакансиях и прочем. Когда я прочитал, что тебя переводят из Сиэтла, тут же закинул удочку.

Я отвернулась к боковому окну, чтобы Луис не видел моего лица.

— Давно это было?

— Не знаю. Довольно давно. — Он добродушно рассмеялся. — Ты знаешь, как долго все это тянется.

— Да уж, — сказала я, стараясь не показать волнения, — знаю.

Именно об этом говорили мы с Романом: Ад очень скрупулезен в принятии решений относительно персонала. Роман уверял, что обстоятельства, при которых было принято решение о моем переводе, вызывают подозрения: похоже, все происходило в спешке. А Луис вел себя так, будто все идет как положено, с соблюдением всех формальностей. Возможно ли, чтобы с извещением Джерома о моем переводе произошла какая-то накладка?

Имелась вероятность, и я это знала, что Луис врет. Верить в это не хотелось, но ведь ясно: каким бы дружелюбным и обаятельным он ни казался, он демон и останется им до скончания веков. Доверять ему полностью не стоит; да не усыпят его чары мою бдительность. В нашей компании бытовало одно выражение, которое все очень любили: «Как определить, врет ли демон? У него двигаются губы».

— Я вообще удивилась, что меня вдруг перевели, — сказала я. — Я была счастлива в Сиэтле. Джером говорит… ну, он говорит, это потому, что я халявщица.

Луис хмыкнул и свернул к «Белладжио».

— Так и сказал, да? Не кори себя, милая. Если хочешь знать причину, почему тебя вышибли, моя версия такова: это как-то связано с вызовом Джерома в суд и тем, что он позволил титанам и созданиям сновидений безобразно обращаться с его суккубами.

На это мне нечего было ответить, но, к счастью, мы подъехали ко входу в отель и отдали машину на попечение гостиничному водителю, который, видимо, был знаком с Луисом и его щедрыми чаевыми. Многие люди, входившие в отель и выходившие из него, были одеты так же ярко, как мы, но было немало и вполне заурядных субъектов. Это была смесь всех культур и социальных слоев; собравшихся здесь людей объединяло одно — поиск удовольствий.

Не менее ошеломительной была и волна человеческих эмоций. Я не обладаю магической силой «видеть» эмоции, но очень хорошо читаю выражения лиц. Тот же навык помогал мне вычислять отчаявшихся и потерявших надежду в торговом центре. Здесь наблюдалось то же самое, только в сотню раз интенсивнее. Люди испытывали полную гамму эмоций, радостных надежд и возбуждения. Одни радовались и сгорали от нетерпения, торжествовали победу или были готовы поставить на карту все, чтобы ее добиться. Другие уже совершили попытку и проиграли. На их лицах лежала печать отчаяния, неверия в то, что это случилось с ними, и печали из-за того, что они не способны справиться с ситуацией.