Попаданец для драконши - Алиса Рудницкая
Толпа испустила потрясенный вздох, когда мельница неожиданно начала изменяться. Лопасти вытянулись, превращаясь в две пары крыльев, крыша перетекла в длинную шею, увенчанную маленькой птичьей головой. На голове красовалась тонкая, хрустальная корона. Когда превращение завершилось, перед нами предстала огромная, красивая птица, источающая мягкий белый свет. Ее голубые глаза смотрели на собравшихся добро, заинтересованно.
Колокол ударил ровно двенадцать раз, и затих.
— О свет… — прошептала Ласла.
— Кто вызвал меня, дав силы на то, чтобы соткать себе водное тело? — спросила птица голосом, похожим на перезвон колокольчиков.
— Мы все вызвали тебя, — Ласла неуклюже перешагнула через толпу и тут же опустилась на колени перед явившимся нам божеством. А в том, что к нам спустилась из парового плана сама Свет-птица у меня почему-то сомнений не было. — Не гневись, богиня. Прости, что мы потревожили твой сон.
— Тебе не стоит извиняться, дитя, — прозвенела птица, махнув двумя парами крыльев. — Я счастлива, что мои дети способны объединиться ради общей цели. Пусть это и не совсем так, но… я рада всем, кто отдал мне крупицу своей водной крови. Скажите, с какой целью вы накормили мою мельницу?
— Мы хотели доказать всей кете, что невозможное — возможно, — сказала почтительно Ласла.
— Но разве же накормить мельницу невозможно! — развеселилась птица, и голос ее зазвенел добро, ласково. — Вы, мои пшеничные дети, уже не раз доказывали мне, что способны творить чудеса куда большие, чем вызов дождя или молний. Вспомнить хотя бы нашего последнего эноха. А ведь единственной невозможной для мага вещью является изменение характера другого человека. Но посмотрите друг на друга, милый Ганс, милая Ласла — его проделки превратили вас в совершенно других людей. Разве это — не настоящее чудо, куда более чудесное, чем моей появление?
Мы с сестрой удивленно переглянулись. Ну… да, птица была права. От меня прошлого, от жившего на земле Влада Рыбушкина ничего не осталось. Как и от вечно несчастной принцессы, а потом и проклятой королевы Ласлы.
— А теперь, я, повинуясь давнему своему обещанию, должна исполнить три любых желания! — прозвенела Свет-птица. — Так, кого бы мне выбрать из вас всех? Ох, вы все такие хорошие, среди вас нет ни одного злобного существа, которое я не приняла бы в паровой альков света, как вы его называете. Но надо выбрать лишь кого-нибудь одного, как жаль. Хотя… кажется я знаю, кто пойдет со мной сегодня.
Неожиданно потемнело. Испуганно дернувшись, я принялся оглядываться. Птица приподнялась на своих длинных тонких ножках, расправила две пары крыльев и взлетела чуть, зависнув в полнейшей, кромешной тьме.
— Почему ты выбрала именно его? — раздался будто отовсюду другой голос — торопливый, каркающий, полный птичьих криков. — Он же чужак.
— Разве тебя не позабавили его приключения? — спросила Свет-птица переливчато. — Мне они очень понравились, и я считаю, за это он заслужил небольшую награду.
— Не обольщайся, гость, — проскрипел голос, который, видно, принадлежал второй богине, Тьме-птице. — Все не так просто, ибо тебе выпала честь загадать три желания. Одно подари врагу своему, второе — другу, третье — семье.
— Конечно, любое из них ты можешь забрать себе, — зазвенела весело Свет-птица.
— Желай, — продолжила Тьма. — Мы можем исполнить все, что угодно. Например — дать тебе крепкого мальчика в сыновья. Снять проклятье. Утопить тебя в золоте. Сделать королем, энохом, даже богом. Все, что пожелаешь. И тебе за это ничего не будет. Никакого подвоха, принц.
— Начинай, — зазвенела Свет-птица. — Первое желание подари врагу, или оставь себе.
Я уже открыл рот, чтобы забрать себе желание и пожелать избавления от проклятия… но остановился. Мне вспомнился мой поход в храм тьмы-птицы. Вспомнилось, как я силился всю ночь найти хоть одно доброе дело, которое я совершил в своей жизни. И эти воспоминания заставили меня задуматься. Крепко задуматься.
Птицы ждали, а я висел перед ними в пустоте как последний дурак, и во мне боролись благородство и корысть. Боролись страшно и на смерть. И, спустя добрую минуту, благородство победило.
— Я хочу чтобы гречи наконец примирились с пшеницами, — сказал я. — Чтобы больше не было войны между Вадгардом и Форгейтом.
После того, как шакал Норлейв убил гречневого кронпринца, Хего Шора, гречи попытались напасть на нас. Но это нападение было подобно тому, как голодная собака из последних сил набрасывается в безумии на своего обидчика. Ласла и так душила их данями, а потом — такая пощечина. Но нападение Вадгард отбил. Голова гречневого короля покатилась по земле пшениц. Любой другой на месте Ласлы пошел бы да и захватил Форгейт, но наша королева плюнула и оставила их в покое. И не потому, что ей не нужны были деньги и территории, а потом, что она прекрасно понимала, что чтобы захватить материк гречей придется устроить полный геноцид целого народа… а на это она не собиралась идти ни при каком раскладе.
— Хорошо, — с какой-то особой любовью сказала Свет-птица, взмахнула крыльями и осыпала меня белыми искорками. — Обещаю, что это желание исполнится. Желай же дальше! Отдай желание другу или оставь себе.
— Я хочу, чтобы Арлейв оттаял, — не колеблясь попросил я. — Это можно сделать?
— Мы можем все, — отозвалась окружающая меня тьма. — Я лично займусь этим желанием.
— И последнее отдай семье или оставь себе, — от полного любви голоса Свет-птицы сладко защемило сердце.
— Я хочу чтобы Ласла исцелилась от своего бесплодия, — попросил я, чуть пришибленный таким влиянием.
— Неужели ты не хочешь чего-нибудь для себя, глупый мальчишка? — спросила Тьма раздраженно. Мы может все, только пожелай!
— Нет, — ответил я. — Видят… боги от жизни я и так получил слишком много подарков. Теперь же я хочу помочь кому-нибудь, чтобы мне было что сказать тебе, Тьма, когда я снова приду в твой храм. Потрать я эти желания на себя… я бы жалел о том, что не помог людям до конца дней своих. Что истратил на пустое… во мрак мои ноги. Во мрак позвоночник. Я неплохо живу и так.
— Дитя, мы услышали все твои желания, — сказала Свет-птица. — А теперь иди. Тебя уже все заждались.
* * *
Вокруг бушевала страшная гроза, но я все равно несся на лошади вперед, крепко пристегнутый к седлу. Ветер раздувал теплый походный плащ, хлестал по
