Свет Илай - Яна Ярова
— О, Всемогущий Велис! Ваше Высочество, Вы живы! Но, как вы очутились на берегу, дитя моё? — это был тон, полный сострадания и сочувствия.
— Я забыла куклу, и папа разрешил за ней сплавать.
И где только эта малышка нашла в себе силы, чтобы хоть что-то говорить. У нее на глазах только что погибли родители. Погибли страшной смертью…
— О, Ваше Высочество, как же Вам повезло. Королева… — фрейлина вдруг замолчала, опустив глаза. — На все воля Небес.
А народу на берегу становилось все больше и больше. И все они стремились выразить сочувствие принцессе. Но никто не спешил организовать спасательные работы, не раздавалось ни одной команды. Только пара лодок, еще раньше спущенных на воду, подплывали к горящему кораблю. А тот, наконец-то подхваченный течением реки, несся вперед, к морю, охваченный языками пламени.
И мне отчаянно захотелось заткнуть им рты. Всем сразу.
— Смотрите! — раздался вдруг чей-то крик.
Все головы разом повернулись в сторону корабля. А тот, объятый пламенем, резко затормозил, словно наскочил на препятствие, вверх взметнулся столб искр и дыма. Прошло несколько мгновений, и корабля не стало. Только догорающие обломки плавали на месте его гибели.
И только тогда, словно вспомнив о своих обязанностях, Евласт приступил к организации спасательных действий.
— Лодки на воду, — закричал он кому-то, размахивая руками.
Вот только спасать было уже некого. А ведь он мог спасти корабль. Мог бы, если бы отправил лодки, едва только тот вспыхнул. Однозначно мог.
Это была моя последняя осознанная мысль, и я в тот же миг, словно провалилась в плотную темноту без сновидений.
* * *
А вечером Эдрин учил меня ловить лесных крыс. Хотя, называть их крысами было бы не совсем верно. Не называем же мы крысами зайцев, кроликов и белок.
По внешнему виду, это было что-то среднее между бобром и кроликом.
Животное было очень шустрым и пугливым, но крайне любопытным. Водилось оно по берегам небольших речушек с тихими, поросшими водяной травой, заводями, и питалось корешками этих самых трав.
Собрав несколько корешков, крысы усаживались на берегу и поедали их, мгновенно исчезая при любом резком звуке или движении. Но любопытство было у них в крови.
Охотник садился на берегу среди нор, и левой рукой крутил трещотку. Крысы собирались, вытягивая шеи, искали источник звука. Вот тут-то и надо было правой рукой аккуратно накинуть на шею дичи удавку, привязанную к длинной палке. Причем делать это надо было очень медленно. Крысы пугались резких движений и разбегались. А приманить их повторно на тот же самый звук, как пояснял Эдрин, было нереально. Охотник тогда либо менял трещотку, либо искал другую заводь.
Мы охотились почти час, и каждый раз я срывала Эдрину всю охоту. А дело было так. Эдрин уселся на полянке, подальше от воды, и воткнул в землю палку, с привязанной к ней трещоткой. После этих манипуляций он начинал крутить трещотку и ждать появления грызунов. Вот один, потом второй, третий повысовывали свои смешные мордочки из нор, потом вылезали сами и… Тут Эдрин вдруг вскочил на ноги
— Вета! — Животных словно ветром сдуло.
— Что?
— Ничего, — он подошел ко мне и забрал у меня палку, с привязанной на конце петлёй.
— Ой!
Ну, конечно! Он же еще в лагере предупредил, чтобы я отдала ему уду, как называлась удавка для ловли крыс, а когда Эдрин вышел на поляну, я забыла ему отдать орудие лова, все ещё рассматривая её. А там было, на что засмотреться. Древко было старое, почти чёрное, с красноватым отливом, испещренное рунами. А я, вглядывалась в них, пытаясь их разгадать.
— Упс, бывает, — и я протянула палку Эдрину.
Он вернулся на поляну, но сейчас звук издаваемый трещоткой был совсем другим. Но все равно появления первых любопытных мордочек пришлось ждать минут десять. Я бы за это время вся извелась, но Эдрин сидел спокойно и только медленно крутил трещотку.
И вот животные вылезли из нор, вот они стали подходить ближе и… тут у меня под ногами треснула ветка. Да так звонко, словно выстрел. Животные исчезли мгновенно, словно их и не было на поляне. Эдрин, все это время сидящий ко мне спиной, резко развернулся, но не успел и рта открыть.
— А что ты хочешь! — напустилась я на него, — У меня ноги затекли. Знаешь, как тяжело стоять на одном месте, а мне так хотелось посмотреть, как ты ловко орудуешь удой.
А вы чего хотели? Это еще Мария Яковлевна, наша училка литературы, говорила, что ласковое слово и кошке приятно, а мужика, того и вообще, надо постоянно хвалить. Он тогда и звезду для вас с небес достанет. Главное — постоянно напоминать ему, что он добрый, ласковый, сильный… Вот и я, незаметненько так, подсластила пилюлю для Эдрина, а тот проглотил её, и вместо «шла бы ты домой, Пенелопа», я услыхала только смиренное:
— Постарайся в следующий раз потише, хорошо?
— Конечно!
Но не дано мне было в тот день вести себя «потише». Не успел Эдрин толком усесться и завести свою шарманку, то есть трещотку, как на меня напал чих. Я чихала, и чихала, и чихала. Парень подскочил, выдернул меня из-под куста, где я устроилась понаблюдать за его охотой.
— Ты бы еще под веридиктом встала.
— Где? — переспросила я, едва перестав чихать.
— Я тебя где поставил? — напустился он на меня, и, не ожидая от меня ответа, продолжил разнос, — ты зачем перешла под чухань?
Но потом, очевидно решив, что от нотаций толку не будет, махнул рукой и пояснил по-человечески.
— Чухань — это куст такой. У него листья выделяют смолу, запах которой вызывает у человека непреодолимое желание чихать. А веридикт, это дерево такое. С него смола капает. Капля его смолы спокойно прожигает несколько слоев ткани. А если попадет на кожу, то и до кости дойдет. Человек умирает в страшных мучениях.
Он вздохнул, а я, как «умная Маша», сразу вынесла свой вердикт.
— Да подстрелить надо этих крыс, и дело с концом.
Эдрин искоса бросил на меня удивлённый взгляд, молча протянул мне лук, и я отправилась добывать нам ужин.
Конечно, все крысы будто испарились, едва я стала подходить к небольшому заливу реки, месту их кормежки.
И тут я увидела настоящее чудо — на воду залива опустились две прекрасные птицы. Они возникли передо мной, словно соткавшись из воздуха.
Завороженная их сказочным видом, я просто забыла, что держу в руке лук. Стрелять в такую красоту было бы кощунством. Вы