Шлейф сандала - Анна (Нюша) Порохня
- А чего уж? Мы барствовать не привыкли. Да и разве вы грязная? Маленько с дороги припылились, так это не страшно.
Для Танечки принесли воду отдельно. Ей было достаточно и одного ведра. Мы помыли малышку, одели ее в чистое, после чего Акулина пошла, искать мужиков, чтобы они унесли бадью.
Вернувшись, она закрыла за собой дверь и возбужденно заговорила:
- Барышня, да тут гостя ожидают! На кухне жарят да шкварят, дым коромыслом! Я подслушала, что говорят! Туточки сам Василий Лихой выступать станет!
- А кто это? – поинтересовалась я. – Лихой?
- Здрасьте приехали! – возмутилась Акулина. – Певец! О нем слава даже до нашего городка докатилась. А вы словно и не слышали!
- И что же этот певец по трактирам песни поет?
- Поет, видать. Может, и послушать сподобится?! – девушка довольно зажмурилась. – Хоть бы одним глазком на него взглянуть!
Интересно, а заведение-то здесь непростое. И певцы выступают, и поросят готовят… Мы вовремя на этот пир попали. Вероятнее всего, таких изысков на кухне в обычное время не было.
Еду нам принесли в том количестве, что я и заказывала. Вскоре стол уже ломился от всевозможных яств. У меня потекли слюнки от ароматов, которые витали по комнате и, засунув салфетку за воротник, я принялась за трапезу.
Акулина и Прасковья наблюдали за мной офигевшими взглядами, но мне было все равно. Хотелось съесть все и сразу. Я даже пожалела, что мое тельце такое маленькое, и в него не впихнуть столько вкусностей, сколько обычно помещалось в моем прошлом желудке.
- Барышня, вы бы приборы взяли… - протянула Акулина, когда я оторвала кусок мяса руками. – Поди, неудобно пальцами-то… Куды столько? Живот не мешок: про запас не поешь.
- Удобно, - проворчала я с набитым ртом. – Тут все равно все свои.
Женщины тоже поели, не переставая поглядывать на меня с плохо скрытым изумлением. Вряд ли барышни поглощали столько пищи за раз. Возможно, это даже было неприлично.
Откинувшись на спинку стула, я тяжело вздохнула. Казалось, ткни меня палкой, и я лопну.
- Все, теперь можно отдохнуть…
- Да уж, наверное. Утряслось бы, - пробурчала Акулина. – Ежели вы так кушать станете, придется платья расшивать.
- А может оно и хорошо, - вдруг заступилась за меня Прасковья. – Так-то и поверить трудно, что барышня мать Танечки. Будто сестра. Худенькая да тощенькая… Вы уж простите меня… Сама еще дите. Девки обычно уже наливаются к вашим годам, а тут щека щеку ест.
Акулина широко улыбнулась и выпалила:
- Васька—васенок, худой поросенок, ножки трясутся, кишки волокутся!
Почем кишки?
По три денежки!
- Вот я и говорю. Тощая я, - мне захотелось спать после еды. Как говорил Махмуд: «Это кожа на животе натягивается, и глаза закрываются». – Акулина, вы за Танечкой смотрите, а я часик подремлю.
Как только моя голова коснулась мягкой подушки, я моментально вырубилась.
- Барышня! Барышня! Проснитесь!
Я с трудом разлепила глаза, облизывая пересохшие губы. После мяса хотелось пить. Надо мной стояла Акулина с огромными глазами, в которых плескался страх.
- Ты чего? – я не могла прийти в себя после сна. – Что случилось?
- Там за дверями мужик! – прошептала она. – Я боюсь! Он грозится и всякие глупости болтает!
Я тряхнула головой, отгоняя остатки сна. На улице уже вечерело, и в углах сгустились сумерки. Откуда-то снизу доносился шум голосов, а также залихватское пение. Видимо, явился «знаменитый» певец со сценическим псевдонимом Лихой.
И тут раздался стук в дверь. Акулина закусила губу и помчалась к Прасковье, которая прижимала к себе Танечку.
- Чего ему надо? – я повернулась к служанке.
- Не знаю! Пьяный он, да дурной! – девушка всхлипнула. – Я вышла, чтобы на Лихого посмотреть! На минуточку, барышня! А он за мной увязался!
Отлично. Мне уже начинало казаться, что меня забросили в этот мир, чтобы я избивала его жителей. Эдакая неуловимая мстительница.
- Ну что, поздравляю вас, господа. В городе красные… - прошептала я фразу из любимого фильма.
- Открой, девка! Слышишь? – раздался из коридора горячий шепот с придыханием. – Добром прошу… Чего ты прячешься, глупая? Цену себе набиваешь?
Акулина тоненько завыла, а я медленно поднялась с кровати. Допила холодный чай, оставшийся в кружке, и направилась к двери.
- Открывай, открывай же, шельма! – шипел из-за двери преследователь Акулины. – Я ведь могу и дверь вышибить. Уж как-нибудь рассчитаюсь!
В этот раз я церемониться не собиралась. До чертиков надоели все эти движения. Неужели нельзя спокойно жить?!
Я бесшумно повернула замок, предполагая, что мужик по ту сторону прижался к двери, и резко распахнула ее.
От неожиданности он не удержался на ногах. Его грузное тело рухнуло вниз прямо мне под ноги.
- Ах, ты ж, сука… - протянул он, поднимаясь на колени. – Ты что ж, тварь, делаешь… Ополоумела?!
Но я не дала ему встать. Как только лицо с жирными от какой-то еды губами, оказалось на уровне моего, схватила мужика за лацканы, после чего ударила его верхней частью лобной кости в переносицу.
Он завизжал словно поросенок, хватаясь за лицо. Из носа моментально полилась кровь, капая на чистый пол. Я приподняла подол и ударила его ногой в грудь, выталкивая из комнаты.
- Все, Гриня, отработался. Ку-ку!*
Мужчина вывалился в коридор, прямо под ноги… Давида. «Султан» стоял с таким выражением лица, словно вместо меня увидел инопланетянина в кокошнике.
Но он моментально пришел в себя и, схватив за шиворот воющего любителя острых ощущений, дернул его вверх.
- Ты что, гад?! К женщинам решил приставать?! А ну, пойдем со мной!
Тот что-то лепетал, заливая кровью дорожку и свою одежду, а я с удовлетворением подумала, что нос у него точно сломан.
Голова немного болела, но это было ерундой по сравнению с тем, как мне придется объяснять свои «шаолиньские» способности.
Повернувшись к притихшим служанкам, я приподняла брови и развела руками.
- Что?
- Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере и всех святых, помилуй нас. Аминь, - перекрестилась Акулина, тараща на меня глаза. – Спаси и сохрани…
- Святый Боже! Святый Крепкий! Святый Безсмертный, помилуй нас! – следом за ней завыла Прасковья, пытаясь в своем положении изобразить поклоны. – Помилу-у-уй!
* цитата из фильма "Неуловимые мстители"
