Ключи от королевства (СИ) - Львофф Юлия

Внезапно на колокольне зазвонили колокола. Тяжело упал первый звон, поплывший медным гулом. За ним второй, третий... Бом... бом... бом...

Тяжёлые медные звуки срывались с монастырской колокольни, плыли над холмами и верхушками сосен, эхом разносились над Девичьим озером и ещё долго сопровождали вереницу всадников, удалявшихся от Обители Разбитых Судеб.

Глава 12

Когда рыцари под предводительством маркиза Гундахара скрылись из виду, из монастыря выскочила старшая монахиня Катрин. Настоятельница, вышедшая следом, остановилась на пороге, тяжело опираясь на свою трость. Она смотрела, как Катрин, подобрав полы хабита, побежала к храму, как принялась изо всех сил барабанить по двери и дёргать ручку. Но дверь оказалась закрыта изнутри. А медный звон, прорезавший монастырскую тишину, всё не умолкал. Монахиня побежала вокруг храма, задирая к колокольне голову, размахивая руками и крича что есть мочи. Внезапно звон стих, и в оконном проёме колокольни показалась лохматая чёрная голова истопника Хэйла. Он посмотрел вниз, на монахиню, и та увидела, как по его испачканному сажей лицу катятся, оставляя светлые борозды, крупные слёзы.

- Ты что это делаешь, Дед? – громко, со злостью крикнула Катрин.

- Звоню, матушка, разве вы не слышите? – отозвался с колокольни Хэйл.

- Слезай сейчас же! – завопила монахиня. – Слезай, говорю, сейчас же, и не зли матушку настоятельницу! Сам знаешь, тебе же только хуже будет! Раззвонился тут: и не служба, и не праздник...

- Зна... знаю, - Хэйл давился слезами, - это я детку в... в дальний путь провожаю...

Он не договорил, его голова исчезла. Над монастырём и окрестностями вновь зазвучал печальный, медный гул колокола: бом...бом...бом... Стая вспугнутых галок кружилась над колокольней...

А в это время отряд из пятерых всадников стремительно мчался в сторону Девичьего озера чуть заметной тропинкой, извивавшейся между холмами. Позади остались лесные дебри, небольшие селения в ложбинах с узкими полосами жнивья, засеянного овсом и рожью.

Всадники приближались к Обители Разбитых Судеб. Впереди ехал Эберин; за ним Дван, рыжебородый великан, а с фризом – его неразлучные друзья: Наке, Рольф и Крис. Все, как один, крепкого телосложения, привычные к холоду, жаре, большим переходам и бессонным ночам, храбрые до дерзости. Под началом своего вождя друзья бок о бок сражались вместе с королём Аремора против кочевников, получили несколько ранений, но всегда были готовы продолжить военную службу. Или быть полезными Фризии и фризскому народу в любом другом деле. Сделать своей королевой внучку вождя Альбуена и затем помочь ей взойти на трон Аремора каждый из них считал долгом чести.

Тяжёлый колокольный звон ударил внезапно – и покатился эхом над холмами, подобный грозному гласу богов.

- Что это? Предупреждение об опасности или призыв о помощи? А может, знак беды? – воскликнул Крис, самый молодой из фризов, на свежем, румяном лице которого запечатлелось желание путешествий, стремление к непрерывным приключениям.

- Это знак того, что нас опередили и что теперь мы бросимся в погоню! – отозвался Рольф, человек мужественный, неглупый, но буян и скандалист.

У Эберина в недобром предчувствии дрогнуло сердце. Неужели опоздали? Если Чёрный Вепрь покинул монастырь, ему будет легче уйти от погони: затеряются следы его коней в лесной глуши – и ищи тогда ветра в поле...

- Быстрее, быстрее! - крикнул он отставшим фризам. И спросил у Двана, который ехал рядом: - Далеко ли ещё до монастыря?

- Уже недалеко, - ответил тот и, обернувшись к своим друзьям, подбодрил: - Скорей, ребятки, осталось совсем немного!

Наконец перед утомлёнными бешеной скачкой всадниками открылся чудесный простор: с одной стороны высилась непроходимая тёмно-зелёная хвойная стена, вершиной упиравшаяся в голубое небо, с другой – целая гряда холмов уходила вдаль, сливаясь с глубокой синью озера, а под скалистой горой раскинулись владения женского монастыря. По крутой тропинке всадники спустились вниз, в долину, и направились прямиком к монастырским воротам.

Колокол уже перестал звонить, и их встретила настороженная тишина и несколько испуганных девичьих глаз, глядевших из окон.

Но вот со скрипом отворилась дверь храма, увенчанного колокольней, – и на пороге возникла неуклюжая фигура великана, с простодушным, как у ребёнка, чёрным от сажи лицом и всклокоченной бородой. Какое-то время он щурился на солнце, всматриваясь в гостей, а потом громко охнул и кинулся обнимать Двана.

- Дван! Земляк! А вот и ты!.. Я уж и не ждал никого!..

- Здесь были чужие, Хэйл?

- Были... Все в железо закованы, а старший у них – одноглазый рыцарь... Детку забрали с собой... Дван, они ведь не причинят ей зла?

Дван, чтобы успокоить земляка, сдержанно ответил:

- Ты же знаешь – если боги не захотят, то с её головы и волосок не упадёт.

Хэйл, видно, не слишком верил в милость богов: он стоял опечаленный, вытирая слёзы с покрасневших глаз. Плечи его опустились, а из груди вырвался тяжёлый вздох... Наконец он поднял голову, отбросил с лица густую прядь и, в последний раз вытерев ладонью глаза, внимательно посмотрел на Эберина. Кажется, только теперь до него дошло, что среди фризов есть чужак, и он удивлённо спросил:

- А это кто такой?

- Граф Эберин Ормуа, сын Астробальда Ормуа и господин Сантонума, - представился Эберин. И тут же, подобравшись, сказал: - Нам нужно знать, в какую сторону поехали рыцари, где искать их следы. Но прежде, чем мы отправимся в погоню, я должен кое-что забрать из монастыря. Хэйл, ты проводишь меня в архивное хранилище?

- Если ты - друг детки, можешь смело рассчитывать на меня! Нужны важные тайные бумаги? Тогда тебе в ризницу, - ответил понятливый Хэйл и, сделав графу приглашающий жест, повёл его за собой к монастырскому зданию.

Но на их пути вдруг возникло препятствие. Настоятельница, преграждая путь Эберину и его спутникам, стояла перед закрытой дверью монастыря, с воинственной осанкой, опираясь на трость, как рыцарь на меч.

- Ни шагу дальше! – взревела она. – Прочь отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было!.. За один день это второе нападение на мой монастырь! Нет на вас, святотатцев, никакой управы!..

- Матушка, в отличие от наших предшественников мы явились сюда с благими намерениями, - самым миролюбивым тоном начал Эберин, но настоятельница не дала ему договорить:

- Кто вы такие, что я должна верить вам? – могучим басом вскричала она. – А вдруг вы разбойники? Грабители с большой дороги? Кто вы такие?!

Эберин подошёл ближе, вытащил из-за пазухи тугой пергаментный свиток с восковой печатью, которая скрепляла тонкий блестящий шнурок, и подал его настоятельнице:

- Смотрите, матушка! Узнаёте печать Великого мастера-приора Тарсиса?

Настоятельница, развернув, побледнела: она увидела имя мастера-приора, которому подчинялись главы всех храмов королевства; когда же заметила при свитке огромную, хорошо ей знакомую печать из тёмно-синего воска на позолоченной тесьме, - в глазах у неё помутилось, колени подогнулись.

А Эберин вёл дальше:

- Узнали... Вот и хорошо! А теперь – слушайте: вы не только пропустите меня внутрь монастыря, но позволите также войти в ризницу.

Настоятельница ещё не знала, кто перед ней, но поняла, что продолжать спорить опасно, - ведь у незнакомца была грамота с печатью самого мастера-приора! Таких лучше не дразнить. С неё хватило маркиза Гундахара с его головорезами: тот размахивал у неё перед носом приказом короля, а этот - печатью мастера-приора пугает... Настоятельница виновато пожала плечами, смирилась:

- Я всё поняла... Конечно, поняла. Милости прошу в мою обитель...

Вслед за монахиней Катрин, которой настоятельница поручила открыть ризницу, Эберин ступил в прохладные сонные сумерки, прошёл по длинному каменному коридору почти до самого конца. Здесь, в одном из боковых притворов, за низкой дверью из потемневшего дуба, находилась ризница – тайное помещение, в котором под замком хранились богослужебные облачения, сосуды и храмовые реликвии. А также важнейшие документы: сборники хартий со списками покупок, дарения и другие акты, от которых зависело материальное благополучие обители. Были среди этих ценных бумаг также свидетельства о происхождении некоторых монахинь и послушниц: с датой и местом рождения, с именами родителей, с пометками о дне прибытия в монастырь.