Академия Хозяйственной Магии. Фиалка для ректора - Юлия Удалова
– Он на спор, – тихонько вставила Мила. – С Амарантой на свидание хотел пойти, а она его обманула.
– Дурень еловый! – припечатала Ядвига и достала откуда-то из-за печи огромную бутыль. – Но мы это быстро поправим.
Все мы, включая бабочек, скривились, а Мавсим подпрыгнул на лавке, на которую его уложили, и залепетал, что ему как-то уже и лучше и вареники вроде бы назад проситься перестали и просто танцуют у него внутри. Дело в том, что в мутной жидкости, что была в бутылке, плавали вверх хвостиками дохлые мыши. У каждой в лапках был зажат букетик какой-то травы.
С громким «пуком» распечатав бутылку, Ядвига с очень решительным видом пошла прямо на Мавсима.
– Бабулечка, может не надо? – проблеял несчастный.
– Надо, Мавсяня, – отрезала суровая пенсионерка. – Надо.
Что там дальше произошло, мы не видели, предпочитая отвернуться. Раздался громкий бульк, после чего Ядвига отошла от скамьи.
«Мавсяня» лежал на скамеечке, сложив руки на груди и уставившись в потолок, и вид имел до того благостный – хоть сейчас преставляйся и канонизируйся в святые. Но цвет лица парня поменялся с зеленого на розовый и даже вернулся здоровый румянец.
– Мы его хоронить не пойдем, – на всю избу заявил Коди.
– Мы погосты не любим, там гули живут, – добавил Гэри. – А они уж больно смердят… У Коди очень тонкая душевная организация, он лишится чувств.
– Цыц, белебешки! – шикнула на фамильяров пенсионерка. – Нечего попусту языком молоть! Нету на нашем погосте гулей, и не было, пока я здесь живу. Байки то, старшекурсниками придуманные, чтоб первокурсников пугать!
– А говорят…
– Говорят, на околице кур доят! – оборвала Ядвига и Гэри захлопнул рот.
Милавица охнула и подбежала к своему товарищу по команде, который не особо подавал признаки жизни, хлопоча и причитая. А я вдруг поняла, что она к нему неровно дышит.
– Полежит так чуток, да оклемается, как будто и не ел вареников энтих, – успокоила Ядвига, ставя свою страшную бутылку обратно за печку. – Ить, моя мышецветочная настойка и мертвого поднимет. Она как раз при тяжелой интоксикации дюже хороша.
Пару по мирографии мы безбожно пропустили, чему я необычайно обрадовалась – пусть преподаватель пожалуется на меня ректору. Вот наберется несколько таких жалоб, выговоров за срыв дисциплины и всякое такое – глядишь, ректор и пересмотрит свое решение об исключении меня из академии.
К сожалению, зам ректора по воспитательной части обратила внимание на мое довольное и загадочное лицо и на то, что от освободительного листка я отказалась, и принялась за выполнение своих прямых обязанностей.
За воспитание то есть.
– Ты чего удумала?
– Абсолютно и совершенно ничего.
– Ой, не ври, девка, не позорь меня, старую, обманом, – погрозила пальцем Ядвига. – Хочешь, чтоб ректор наш, свет очей Влас Властимирович, выгнал тебя из академии нашей? Потому и к фамильяру чужому полезла?
– Что-о-о? – живо отреагировал Гэри и запричитал. – Коди, ты это слышал? Значитца, мы с братцем взяли ее, можно сказать, с улицы! Согласились поработать с таким сырым материалом, облагородили, обогрели, магию призвали… Думали, она будет силу свою наращивать, да учиться с ней обращаться, а она…
– Неблагодарная, – зарыдал Коди. – Она разбила мне сердце! Вот здесь, в груди… Так болит и ноет… Так плачет и бурлит…
– Гэри, вообще-то у нас сердце находится в брюшке, – заметила вторая бабочка.
– А-а-а, правда? – несказанно удивился Гэри. – Тогда я перепутал. Тогда и не в груди, кажется. И вообще, это не сердце, а желудок. В животе бурчит, наверное. Мы ж сегодня даже не завтракали.
Ядвига скрасила их страдания, выкатив по огромному печатному прянику каждому, а мне дала напутствие:
– Не дури, девка, и от дара своего отказываться не смей! Прознала я, что по воле случая тебя сюда к нам из своего технического, прости господи, мира забросило, но ить случайностей-то не бывает. Все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие. Супротив судьбы не попрешь. К тому ж фамильяры твои тебе доверились и силу привели, значит, есть в нашем мире предначертание твое. Неужели ты их предашь?
Я посмотрела на Гэри и Коди, которые, шумно споря, выясняли, кому достанется пряник с сердечком, и уже готовы были драться друг с другом, и испытала угрызения совести.
Поэтому честно отправилась на следующую пару вместе с Милавицей и Мавсимом, с которым чудодейственная мышецветочная настойка сотворила настоящее чудо, избавив от последствий объедания отварными изделиями с начинкой.
Не то, чтобы я ревностно взялась за учебу в Академии Хозяйственной Магии – со мной такого в принципе не могло быть… ну, чтоб ревностно. Но, по крайней мере, занятий я не прогуливала и практически не опаздывала – уже огромное для меня достижение.
А, учитывая, что я почти не высыпалась, так и вовсе. К концу недели мне стало окончательно и бесповоротно ясно, почему кикимора с ее мужем Валерочкой не стали селить у себя его сестрицу Мокруху, а отправили ее ко мне.
Да потому, что спать под дробное «кап-кап» с потолка было невозможно! Днем эта «хорошая, добрая и душевная» по словам кикиморы, нечисть носа не казала, активизируясь почему-то только в ночные часы. А вскоре к различной степени интенсивности переливам добавились глухие стенания и подвывания. Прямо какое-то Кентервильское приведение, а не Мокруха. Или, скорее, баньши, потому что цепями она не гремела – только выла.
Гэри и Коди раздобыли где-то чудодейственные беруши, и утверждали, что если б не эти беруши, они б давно свалили в лес, только их и видели. Так же бабочки обзавелись крошечным резиновым ковчегом – так что от постоянных потопов они были защищены.
Но у меня-то ковчега не было! Однажды я проснулась оттого, что холодная мокрая капля упала мне прямо на лоб и поняла, что так дальше жить нельзя.
Именно это «прекрасное» утро меня доконало – я попыталась в очередной раз воздействовать на коментантшу общежития, чтоб они со своим любезным муженьком забрали, наконец, свою мокрую родственную нечисть
