Помещица Бедная Лиза - Ольга Шах
В полудрёме ли, во сне ли неглубоком, но привиделось мне нечто несусветное. Например, приснился мне наш новый начальник, отталкивающий от себя рыдающую и цепляющуюся за него Лидочку. Вот отталкивает он ее и говорит своим бархатным голосом.
-Ах, Лизонька, если бы я только знал! Вы такая необыкновенная! Ваши прекрасные глаза бередят мне душу и лишают сна! А какой вы работник незаменимый! Нет мне прощения и покоя!
Потом начальник с Лидочкой куда-то исчезли, зато появилась бабушка Мария в платье Елизары Леопольдовны и сурово мне выговаривающая.
-Лизка, не будь дурой хоть теперь! Вспомни все, чему я тебя учила, ведь ты умеешь, да лодырь ты невыносимый! Вспомни, чем ты на работе занималась! Может, хоть теперь одумаешься!
Я что-то пыталась вякнуть в свое оправдание, но бабушки уже не было. Вместо нее в кресле, в бархатном халате, сидел пожилой, седой мужчина, внимательно меня разглядывающий. Голос у него оказался слабый, тихий.
-Ты сильная, Лизонька, ты справишься, я верю в тебя...
Глава 11
Проснулась я резко. Оказывается, мы стояли на небольшом пригорке и кучер уже несколько раз меня окликает.
-Барышня, подъезжаем мы к Арсентьево. Вот одна деревня, там, за леском, ещё одна, а вон туды, в сторонке и сама усадьба на пригорке будет.
Он кнутовищем тыкал в непроглядную тьму. Что он там видел - для меня осталось загадкой. В деревне, да ещё и зимой, спать ложатся рано, поэтому не было видно ни света в окнах, ни людей на улице. Мы поехали в усадьбу. Лошадка, как будто чуя скорый отдых в конюшне, хорошо прибавила в скорости. За пазухой завозился проснувшийся кот, высунул морду, нюхнул воздух, скривился, пробормотал "Мороз!" и скрылся опять под шубой. И впрямь, к ночи мороз усилился, чувствительно щипал нос и щеки. Ноги в теплых ботинках не замёрзли, а вот руки в тоненьких перчатках совсем заледенели. Зато отступила нервозность, страх перед будущим, но наступило полное отупение и безразличие. Я настолько устала ото всего этого, от долгой дороги, от холода, что мне стало все равно. Ещё этот сон опять напомнил мне мою прежнюю жизнь... И как защита мозга и эмоций - безразличие.
Стучались мы в ворота усадьбы долго. Наконец, вдали показался жёлтый свет фонаря и дребезжащий старческий голос сказал.
-Кого там нечистый носит по ночам? У нас все дома, а чужих нам не нать!
Кучер обернулся на меня, и я ответила. - Открывай, барышня Елизавета Ивановна домой приехала!
Голос за воротами охнул, кто-то суетливо отпирал кучу запоров, звали какого-то Проньку, затлел огонек на крыльце у дома... Ворота медленно и торжественно, со скрипом распахнулись, и мы въехали в усадьбу. В темноте я практически ничего не видела, только слабо освещенные двери дома. В окнах заполошно мелькал свет, видимо, мой приезд вызвал такую суматоху.
Я зашла в дом, в прихожей темновато, но какие-то люди присутствовали. От тепла иголочками закололо замёрзшие пальцы, щеки, нос. Кто-то тащил мои вещи. Я, не глядя ни на кого, равнодушно сказала в пространство.
-Кучера накормить, устроить на ночлег. Мне горячую ванну, ужин и постель. Обо всём поговорим завтра.
И пошла следом за пожилой женщиной в салопе каком-то, со свечою в руке. Она провела меня по широкой лестнице наверх, на второй этаж. За поворотом коридора, видна была настежь распахнутая дверь в освещённую комнату, туда тащили мои вещи, ванну, ведра с водой...
Комната, в которую я зашла, как раз соответствовала тем описаниям девичьих светелок из романов девятнадцатого века. Не слишком большая, освещённая двумя керосиновыми лампами, у одной стены неширокая, но пышная кровать, с кучей подушек и подушечек под кружевной накидкой, покрытая пёстрым лоскутным покрывалом. Коврик из меховой шкуры на полу возле кровати. Рядышком маленькая тумбочка. У противоположной стены - несколько деревянных сундуков, обитых металлическими узорчатыми пластинами. Надо полагать, это аналог шифоньера. Рядом небольшой туалетный столик с овальным зеркалом в раме с завитушками. На столике стояло пара резных шкатулок, рядом лежали гребни, ленты, ещё какая-то девичья мелочь. Невысокий узкий шкафчик, на верхних полках несколько книжек, внизу стоят баночки с красками, в высоком узком стакане - кисти для живописи. Рядом со шкафом - письменный столик, тоже узкий. У окна, занавешенного кружевной занавеской и дополнительно украшенным морозными узорами, стоял мольберт с холстом, закрытым тряпицей. Все это я разглядывала, сидя на вычурном, с гнутыми ножками и спинкой стульчике. Шубку у меня приняла все та же пожилая женщина, ахая и разглядывая мех, гладя морщинистой ладонью подклад. Я просто сидела молча, ожидая невесть чего. Может, того, что закончится вся эта суета? Наконец, из комнаты вышли все, ванну стыдливо закрыв ширмочкой с разрисованными бумажными стенками. Китайская, что ль? Я устало поднялась со стула, решив раздеться. Фиодор таинственно сверкал глазами из-под кровати. Он благоразумно убрался туда сразу, как зашли в комнату, радея о целостности своего хвоста. Только я наклонилась, чтобы снять ботинки, как вошла давешняя старушка с большой простыню в руках. Увидев, что я хочу снять обувь, бросила ее на кровать, шустро подкатилась ко мне и начала помогать мне. Но мне это было настолько дико, что я испуганно начала отталкивать ее, неловко бормоча.
-Нет, нет, не надо! Я и сама не инвалид, разуться смогу.
Бабка вытаращилась на меня.
-Ить говорила я батюшке твоему, что ни к чему барышне все эти институтья! Нешто чему хорошему там научат? А писать - читать и дома научилась, шить - вышивать умеет. Что ещё барышне надо? Теперь вот к старой няньке Семенишне, как к чужой, словечка не сказала даже!
Я немного смутилась, и впрямь, ведь они приняли меня за другую Лизу.
-Прости, Семенишна, все сразу свалилось на меня, смерть папеньки, дальняя дорога… устала, замёрзла. Завтра будет лучше, правда! А сегодня помыться бы и спать. Если есть чего, то и поела бы.
Семенишна засуетилась, то убирая мою обувь, то помогая мне снимать платье, попутно удивляясь столичным модам. Это она колготки с бюстгальтером увидала. Хорошо, трусы под
