Это я удачно попала! - Ариана Леви

больше никак себя не проявляли, и я стала понемногу успокаиваться. Возможно, меня всё же не разглядели, не узнали. А если и узнали и не тронули – значит, на то есть причины. В любом случае жить в вечном напряжении – плохой выбор. Лучше решать проблемы по мере поступления. Оставили в покое – и слава богу. Всё равно без дополнительной информации какие-либо выводы делать рано. Однако один вывод касаемо этих исследователей прямо напрашивался: то, как они вели себя, то, что у них были полномочия на обыск, то, как по-военному вытянулся дед в их присутствии, - всё это наводило на определенные мысли. Что бы там Эни не говорила, а учёные ведут себя по-другому, да и занимаются другими вещами: опыты там проводят, формулы вычисляют – и так далее. А эти скорее похожи на разведчиков или шпионов, что-то вроде наших НКВД или ФСБ. Учёные не устраняют неугодных свидетелей, а разведка или шпионы – вполне. В общем, в очередной раз убеждаюсь, что что-то нечисто в их деятельности в нашем мире. Ученые! Ага, как же.

Эниза тем временем провела несколько собеседований на должность сиделки – хотя, скорее, больше помощницы по дому, чем сиделки. Дед теперь чувствует себя лучше, присмотр за ним практически не требуется, а вот приготовить поесть, да пообщаться с ним – это надо. Я ведь полдня буду в школе проводить, да и Фиола, как собеседница деда, боюсь, скоро покинет нас. Пересаженные мною цветы потихоньку раскрывались, и недавно в трёх из них обнаружились друзья нашей эльфийки: девочка в платьице из травы – Ниила, и два парня в костюмах из листьев – Фиал и Нуал. Нераскрытыми оставались всего пять бутонов, а потому я решила побеседовать с Фиолой насчет их дальнейших планов: я боялась, что после её исчезновения, дедушка опять замкнётся в себе.

- Фиола, - обратилась я к эльфиечке, когда та сидела на цветке и мазала пыльцой свои крылышки, - скажи, что вы будете делать, когда все твои сородичи проснутся?

- Вернёмся на поляну, к остальным, - пожала плечами девушка, не отрываясь от своего занятия.

- А потом? – настаивала я.

- Не знаю, - и вновь пожатие маленьких плечиков, - возможно, куда-нибудь улетим.

- А ты не хотела бы, - начала я, собираясь с духом, - остаться у нас? Дед ведь болен, а общаясь с тобой, начинает чувствовать себя лучше. Да и мы все к тебе привязались. Здесь у нас спокойно, никаких опасностей. Подумай, а?

- Твой дед не болен, - заявила Фиола, прерывая своё занятие и глядя мне прямо в глаза своими фиолетовыми глазками-бисеринками. – Он просто устал от своих душевных терзаний.

- А? – удивилась я. – Но от чего он терзается?

- Вот ты и выясни, это же твой дед, - отрезала эльфийка.

Некоторое время я переваривала полученную информацию, а потом сказала:

- И всё-таки, Фиола, ты подумаешь?

- Ладно, подумаю. Как раскроется последний цветок, дам ответ.

С этими словами девочка-бабочка отвернулась от меня, давая понять, что разговор закончен.

Я же крепко задумалась над её словами. Я так и не выяснила, что за магия у цветочных эльфов: Фиола не говорит, её вообще такие вопросы раздражают – она не понимает, как объяснить то, что для неё естественно. Эни говорит, что для них волшебство сродни дыханию. Они не учатся, как маги, в Академиях, они от рождения владеют магией и интуитивно понимают, как её использовать – так же интуитивно, как мы дышим. Вроде бы, со слов Эни, вся магия эльфов служит лишь для их внутренних нужд, а о том, чтобы они помогали людям или могли кого-то лечить, сестра не слышала.  

Если эльфийка права, и дед болен не физически, а духовно – во что я легко могла поверить, так как внешне дед и выглядел, и чувствовал себя неплохо – то в чём причина его страданий? Я знаю только один факт из истории их семьи, который вполне мог подорвать душевное здоровье кого угодно – это гибель его сына с женой и их младшей дочери. Если уж смерть мамы меня сильно подкосила в своё время – как и смерть мужа – то, что говорить о том, что чувствует человек, теряя своих детей? Тех, кто гораздо моложе, кому еще жить и жить бы? Да, тяжело это всё… Поговорить бы по душам с дедом, поделиться опытом, да вот только я – пятилетняя малявка, или десятилетняя – если по местным меркам. Интересно, есть ли в этом мире психотерапевты? По правде сказать, я и врачей тут не видела: у каждой семьи просто есть дома лечебный артефакт – что-то вроде нашей аптечки - на все случаи жизни. Он же проводит диагностику, он же устраняет причину недомоганий. Но от плохих мыслей такая штука вряд ли поможет, тем более, что Эни наверняка пробовала. Но наверняка должна быть какая-то больница для тяжелых случаев?

Эни подтвердила, что больница есть в городе, но на вопрос о враче, который помогает людям разобраться в себе, только недоуменно покачала головой. Психические заболевания лечили здесь весьма кардинальным образом, а именно - путём стирания личности. Человек становился после такого «лечения» беспомощным младенцем, поэтому применяли его только к преступникам, чьи проблемы с психикой были очевидны. Обычные преступники просто сидели в тюрьмах или отрабатывали провинности – и каждый из них боялся больше смерти попасть под такое вот «лечение». Потому как это и была смерть – смерть личности. Но для больного человека – это было спасение и шанс прожить жизнь заново, уже без болезненных видений и тяжести совершенных под их влиянием преступлений.

Что же, исходя из этой информации, я понимала, почему Эни скрывала болезнь деда и не спешила обращаться к врачам. Пусть уж лучше дедушка будет со странностями – но это будет именно её дед, а не незнакомый младенец в теле взрослого человека. Да, хмыкнула я, вот мы тогда были бы странной семьёй: дед, который внутри ребёнок, и внучка, которая внутри – взрослая тётка. И бедняжка Эни, которая не знает, за кем в первую очередь следить надо. Такое и в страшном сне не приснится.

***

Сиделок мы всех забраковали. Кто-то не устроил Эни – то по рекомендациям, то по запрашиваемой сумме, а кого-то не одобрили мы с дедом. И вот однажды, после обеда, радостная Эни влетела в гостиную, помахивая письмом:

- Грас Бониза приедет! Нам больше