Слуга Вампира - Любовь Ларина
Сам Ким остался хромым на одну лапу и стал более угрюмым, чем был. А после того, как Грумель с Розой переехали к своей названной дочке, так и вообще предпочитал волчью шкуру человеческому облику. Замок опустел ненадолго и вместо супружеской пары появились брат с сестрой. Марика привела их неизменно молча и оставила у себя. Я уже видел несколько таких случаев за эти года, поэтому в этот раз даже не стал ничего объяснять. Пришло время, и они сами всё поняли. Эти решили остаться. Не знаю, может на пару лет, а может насовсем, время покажет.
Корин и Кора были рождены в один день. Видимо в утробе они слиплись и прикипели друг к другу, потому что врач вытащил их обоих и разделил пополам. Так мне рассказывала Кора, которая осталась перекошенной после манипуляций врача и хромой. А Корин говорил редко, ему тяжело давалось произношение звуков из-за того, что был отнят кусок горла. Он именно этим местом был прижат к лицу Коры. Так что, когда врач их разъединил, то превратил Кору в уродину на половину лица, а Корина практически лишил возможности говорить.
Мать детей умерла в тот же день, и их остался воспитывать отец. Жизнь была явно не сахар, но эти ребята умудрились не растерять веру в добро и совершенно никому не желали зла. Я мог лишь удивляться их везучести, что в детстве, что сейчас. Миледи забрала их из-под камней, которыми забивали сирот "добрые" соседи. Отец их благополучно скончался от какой-то болезни и наградил ей часть села, в которой жил. Так вот люди и решили отомстить, если не ему, так детям.
Семнадцатилетние брат с сестрой живо обустроились в замке, и он вновь наполнился живыми голосами. Мы с госпожой предпочитали молчать по большей части и понимали друг друга без слов, по едва видным жестам. Я чувствовал, когда ей нужно побыть одной, а когда нужна компания. Когда можно было почитать книгу вслух, а когда лучше тихонько поиграть на флейте. Музыкальным инструментом я увлекся лет пять назад, поистине наслаждаясь волшебным звучанием флейты. Отчего-то я был уверен, что и Марика любила мою музыку.
Сама госпожа продолжала скрываться от мира в недрах леса в своём доме. Я знал, что ей приносят послания от князя и миледи выполняет добровольные обязанности, но этого вампира не видел ни разу. Марика предпочитала исчезать и возвращаться без предупреждения.
Когда это случилось в первый раз, её не было около месяца. Она вернулась, когда я уже собрал вещи и хотел уходить. От взгляда голубых глаз кровь застыла в жилах. Миледи ничего не сказала, молча ушла в свою башню. Через десять минут я уже стучался в комнату, тогда в первый и в последний раз вошёл без разрешения. Марика тяжело дышала стоя посреди разгромленной спальни.
Увидев меня, она оскалилась, и начала медленно приближаться. Чтобы просто стоять на месте и не убежать от паники и страха, что охватили меня, потребовалась вся моя смелость. Боль в шее была как наказание, хотя организм давно уже приспособился, и когда клыки входили в плоть, я чувствовал лишь легкое жжение, не более. Обняв тонкую фигурку, я позволял наказывать себя, а ей успокаиваться. Постепенно, объятия ослабевали, а укус становился приятным. Она оторвалась от меня с явным чувством разочарования на свою несдержанность. А для меня это было откровением, ведь это означало что я ей дорог.
— Вы ушли, — просто сказал и принялся прибирать комнату.
Ни одной целой вещи не было в спальне и мне пришлось ехать в деревню, заказывать у столяров самое лучшее. Уже через неделю комната была почти в первозданном виде. Но я все равно не понимал, зачем Марике кровать, если она предпочитала всё своё время проводить возле окна. Маленькие побрякушки вновь обосновались на полках и комодах.
С того вечера, если госпожа уходила, то меня ждало предупреждение в виде фамильной печатки на кухонном столе. Я носил кольцо на мизинце, как напоминание о её обещании вернуться. Сам я тяжело переживал разлуку с ней и когда Марика появлялась, с дурацкой улыбкой возвращал печатку хозяйке, оставляя на прикроватной тумбочке.
О своих чувствах к госпоже я старался не задумываться, потому что не мог подобрать правильного определения. Это не было любовью в полном понимании этого слова, хоть я и любил Марику. Никак мужчина любит женщину, но и никак сестру. Мои чувства были полнее и глубже, казалось, охватывая всевозможные проявления любви в жизни. Я просто смирился с тем, что женщина мне безумно дорога.
Никто и никогда не смог бы занять её место, хоть у меня и было много партнерш. Через год, после того как я обосновался в замке, естественные потребности дали о себе знать. Денег и золота я мог брать сколько угодно, доступ к ним был у каждого в доме. Поэтому взяв наличности, и предупредив Грумеля о своём уходе, я отправился в деревню. Вернулся я, по выражению Кима, как кот, обожравшийся сливок. Смазливая внешность и деньги, делали меня весьма привлекательным в глазах противоположного пола.
Марика вообще не придала этому значения, словно и не заметив моих гуляний. Лишь подарила широкую серебряную цепочку с большим кулоном, когда я задержался в деревне с неделю. Сам кулон по форме напоминал глину, которую сжали в кулаке, при этом подобрав камень с дороги. Его и видно не было среди потертостей темного серебра. А сзади кулона были выгравированы незнакомые мне иероглифы.
Цепочку я носил, не снимая и когда уходил — тоже оставлял на себе. Этот знак был в противовес печатки миледи. С точностью наоборот, я оставил был цепочку только тогда, когда решился бы оставить свою госпожу навсегда. Она это понимала.
Глава 20: Удар
Кристиан
Миледи вообще многое понимала и замечала, хотя было полное впечатление, что её ничего не интересует. Она могла отрешенно стоять около окна, а на следующий день решить вопрос, о котором собственно, ей никто и не говорил.
Каким-то образом она узнала, что местный кузнец влюбился в Селесту, но его семья была против странной девчонки, да еще и с привеском. Парню некуда было деваться из родительского
