Ката - дочь конунга (СИ) - Степанова Мария Игоревна

— Люба ты мне, — глухо произнес он, и сердце ее заколотилось с удвоенной силой, — да и я тебе, знаю, не противен. Пройди со мной над костром, раздели полночное купание…

Это было прямое предложение руки и сердца. Он сжимал ее руку, а Маша пыталась успокоить учащенное дыхание. Ей будто подлили чего-то, такого, от чего кровь забегала быстрее, мысли путались, а на место здравого смысла пришли только потаенные желания. Еще вчера она дала себе слово, что между ней и Светозаром не будет ничего, сегодня же от намерений не осталось и следа. Она подняла ладонь, провела по его щеке и кивнула. Светозар посветлел лицом, стиснул ее в объятиях и вдруг на них полились холодные струи. Сговоренные пары захохотали, заметались, толкая друг друга, а скоморохи, подбиравшиеся с разных сторон, с гиканьем выливали на влюбленных воду из деревянных бадеек.

Маша была мокрой насквозь. Вечерний ветер охлаждал одежду, и она почувствовала, как напряглись под влажной рубашкой соски. Она опустила взгляд с ужасом увидела, что мокрый лен ничего не скрывает. Светозар пожирал ее взглядом, и сама она загорелась изнутри. Схватив за руку, мужчина потянул девушку за собой. Остальные тоже побежали куда-то. Маша еле успевала перебирать босыми ногами. Оказалось, там, на широкой вытоптанной площадке, разложили огромный костер, и сейчас он горел выше человеческого роста. Те, кто собирался прыгнуть, стояли неподалеку, ждали, пока опустится пламя. Те, кто прыгать не планировал, подбивали отчаянных на прыжок, шуточно упрекали молодых мужчин в робости и нерешительности.

— Эй, Вячко! — раздавалось из-за спины, — больно медлишь! Смотри, заспишь, уведут зазнобу!

Вячко, молодой, черноволосый, горячий, скалил зубы на насмешников, его подруга смеялась, закрывая лицо.

Толстый боярин Стоян Судишич, оставленный князем в помощь сыну, любитель забав и выпивки, сунулся в круг, хватая девок за голые руки.

— А вот я отберу, — гремел он на весь двор, — сам первый прыгну!

Народ хохотал — боярыня Сияна была тут же, и с улыбкой смотрела на безобразия мужа. Стоян хоть и был толст как бочка, но, видать, прыти не растерял, боярыня была на сносях, поддерживала обеими руками тяжелое чрево. Она была второй женой, первая, покойница Лана Любимовна, три года назад покинула боярина, оставив его в горькой печали. Но не одинок остался боярин Стоян, Лана оказалась плодовитой, принесла мужу семеро детей. Боярин печалился сколько было положено, а потом посватался к дочке боевого товарища, а она и согласилась. Сейчас Стоян хоть и гулеванил на потеху зрителей, а все же поглядывал на ту, что обратила на него свой благосклонный взгляд, приняла дом и детей, и его, седого дурака, в придачу.

Светозар так и не отпустил Машину руку. Она держалась рядом, и безумие, творившееся вокруг, будоражило ее. Вот огонь поутих, опустил свои жгучие лепестки, и первые отчаянные полетели над огнем. Девки визжали, поджимая голые ноги, парни прыгали резко, поднимая себя и возлюбленную над священным огнем. С другой стороны уже поджидали с ведрами, и обливали смелых с головы, освящая вторично и, если надо, тушили подгоревшие подолы. Маше было страшно и весело одновременно. Когда они подошли к костру, ей на секунду показалось, что нет, она не сможет прыгнуть, никак не сможет! Но Светозар сделал пять шагов назад, а потом сорвался с места и дернул ее за собой. Она задохнулась, пролетая над огнем, казалось, время замерло, а через секунду они уже были по другую сторону костра.

— Моя! — прошептал Светозар ей в самое ухо, и тут их накрыло холодной волной.

Маша взвизгнула, скоморох, подскочивший с ведром, громко захохотал.

— Согрей, боярин, девку, смотри, она уж дрожит вся!

Светозар подхватил Машу на руки и понес. Она закрыла глаза, позволив делать с собой все, что угодно. Он принес ее в баню, содрал в предбаннике мокрую рубаху, подхватил голую, холодную, и внес в мойку, на теплый полок. Там уложил, и сам оказался рядом, тяжело дыша. В темноте бани Маша не видела мужчину, но чувствовала его нетерпеливые руки и слышала, как колотится в широкой груди сильное сердце.

20

Он провожал ее до двери, целовал на ходу, прижимая в темных углах. Недалеко от покоев Каты попалась навстречу девчонка. Маша узнала ее — та, дерзкая. Тоже ходит по ночам, не спится ей. Девчонка сверкнула глазами в сторону Маши, поклонилась Светозару и убежала в темноту. Светозар взял в ладони Машино лицо, приблизился, поцеловал, потом прижался к волосам на макушке.

— Приди ко мне во сне, — попросил он смущенно, — любая моя, суженая.

Маша вошла на цыпочках. Девка-служанка, прикорнувшая на лавке, подняла голову, Маша замахала на нее рукой, и та легла. Свеча высоком кованом подсвечнике почти догорела, но за окном разгорался восход, и розоватый свет начал проникать в оконце. Маша стянула влажные одежки, одернула длинную рубаху и забралась под толстое меховое одеяло. Ноги приятно согрелись, и только на душе было холодно, потому что она для себя все решила.

Светозар не желал ее отпускать. Он прижимал ее к своей горячей груди, целовал жарко, перебирал растрепанные пряди расплетенной косы, и говорил, говорил… Ах, если бы это все было правдой… Светозар рассказывал о своем детстве, о матери, которая радуется им с братом как божьему дню, о сестрах, младшей из которых пошел одиннадцатый год. Он говорил об отце, и Маша слышала в голосе Светозара безмерное уважение к главе рода. А главное, он каким-то чудесным образом вплетал и ее в этот рассказ. Как он приведет ее к матушке, и та, узнав в Маше суженую своего старшенького тут же полюбит ее, как они поедут в стольный Киев, просить отцова благословения, и Светозар купит там невесте все, та что она только покажет. А потом будет большая свадьба, и сам князь Ярослав будет пить за них, и родятся у них детки… Маша слушала это как песню. Этот парень сразу запал ей в душу, потому что был именно таким, каким она представляла идеального мужчину. И он умел планировать жизнь до самой старости, мало кто может этим похвастаться в двадцать первом веке.

Он ни разу не упомянул ни о Машином чудесном появлении, не спросил о ее родных. Либо ему это было не важно, либо он принял ее рассказ всерьез, либо наоборот, не верил ни одному слову, но правда его не интересовала. Его интересовала только сама Маша. А она, как только испарился хмель желания и разудалой глупости, думала об одном — какая же она непорядочная свинья, и что она сотворила с этим чистым и добрым парнем. Ей даже не хотелось представлять, как он переживет ее исчезновение.

Ката пошевелилась, почувствовала тело рядом и открыла глаза.

— Я ждала, ждала тебя, — с сонной улыбкой пробормотала она, — и уснула.

— Спи, — ласково ответила Маша, — утром поговорим.

Ката закрыла глаза. А Маше опять не спалось. Она здесь хронически не высыпалась. Солнце поднималось, будоража бдительных петухов, и уже было все видно в прозрачном утреннем свете. Украшение, подаренное Светозаром, она положила на крышку кованного сундука, в котором лежал, дожидаясь своего часа, костюм Василисы Прекрасной, как Маша стала его называть. ожерелье было подобрано с пристрастием и стоило, наверняка, очень немалую сумму. И кольцо… Не было времени рассмотреть подарок, с момента, когда кольцо оказалось на пальце, она занималась совсем другим. Маша вынула руку из-под одеяла и присмотрелась к колечку. Мурашки побежали по телу и горло пересохло от мгновения узнавания — это было второе ее кольцо. Не ее, конечно, костюмерной, но это был близнец того кольца, что выдали ей в тот злополучный день. Два кольца. Одно в шкатулке Каты, второе на руке. Она присмотрелась еще раз — нет, не показалось. То, первое кольцо, крупное, с зеленоватым камнем, и это, с голубым. Таких совпадений не бывает! Она приложила ладонь к горлу — пульс стучал с удвоенной силой. Маша прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Вдох-выдох. Это был он, ключ от ее двери, пропуск домой, она была уверена. И собиралась в ближайшее время попытаться открыть эту дверь.