ЛВ 3 (СИ) - Звездная Елена

От слова «любовь» стало втрое горше, чем от слова «весна». И не хотелось говорить дальше, совсем не хотелось, но раз уж условились, придется идти до конца.

— Почему «весна»? — тихо спросил аспид.

Подавила я горькую улыбку, да и ответила:

— Потому что когда наступает весна, она меняет все вокруг. Вот так и ведьма — когда в ее сердце, словно цветы по весне, распускается любовь, она меняет все вокруг. Все что любит, все что дорого, все что значимо. От того не болеют у ведьмы дети, никогда не хворает муж, животные, что в доме и подле него, и те живут долго, да без хворей всяческих.

Помолчав немного, тихо добавила:

— Так нас учили, так нам говорили, эти знания нам передали. Знания оказались путанными и ложными — ведьмина весна не может вылечить всех, ведьмина весна может спасти лишь любимого…

В какой-то момент я поняла, что у меня дрожат руки. Обе дрожат. Так дрожат, словно я снова и снова, опять и опять простираю их над изможденным телом Кевина, исступленно выговаривая саднящим горлом хриплое: «Живи!». А он все равно умер…

Я думала, что умру рядом с ним. Но рыдания перешли в тихий вой, вой затих уже к ночи, а ночью пришел спасительный сон лесной ведуньи и я бестелесной тенью шагнула в свой Заповедный лес. Сколько же воды утекло с тех пор…

— Кого ты пыталась спасти? — тихо спросил аспид.

— Друга, — прошептала я. — Друга, заплатившего своей жизнью за мою, потому что он меня любил. А вот я полюбить не сумела.

Аспид помолчал, а после вдруг странный вопрос задал:

— И что с того, что полюбить не сумела?

Посмотрела на аспида как на несмышленыша малолетнего, ну и что, что большой, черный и страшный, все равно как на дите поглядела, и как дитю малому объяснила:

— Я ведьма, аспидушка, ведьма, понимаешь? Нам, ведьмам, сила большая дана — мы тех, кого любим, от смерти спасти можем. От того не гибнут дети ведьмой рожденные, от того и любимый мужчина ее молод столько же, сколько молода и ведьма… но это не вечно. Не может большая сила вечно с тобой пребывать, не может человек вечно молодым быть, не могут дети вечно маленькими оставаться. Весна должна перейти в лето — таков закон природы. Из цветов должны созреть плоды — все тот же закон. А есть и еще один закон, аспидушка, возрождаться каждый год только матушка природа и может, а ведьма — нет. Одна весна у нас, один раз нам сила великая дается, а после… А после всё.

Смотрел на меня аспид пристально, я его взгляд на себе чувствовала, да сама в землю перед собой смотрела. На хвою павшую да от времени потемневшую, на корни соснового бора — то тут, то там из земли проглядывающие, на траву чахлую, что пыталась пробиться да закрепиться…но среди сосен редкое растение выживает.

— Веся, извини, не понял я ничего, — вдруг вымолвил аспид.

Что ж, взгляд от земли оторвала, на него поглядела устало, да с терпением кончающимся и сказала:

— Даже ведьмам молодость дается лишь один раз. На одного мужчину ее можно потратить. И коли все хорошо, да спокойно, то не только на мужчину, но и на детей своих. А коли ты ведьма-недоучка, от которой правду скрыли, да ложью прикрыли, то берешь ты и весну свою расходуешь понапрасну. Я свою израсходовала, аспид. Теперь ясно?

Глядел в мои глаза аспид, глядел, да и высказал:

— Нет.

— А чтоб тебя! — не сдержалась я.

Аспид улыбнулся, сверкнули во тьме лица его зубы белые. Да и так улыбнулся он, что невольно гневаться перестала я. Посидела, слова подбирая, а только загвоздка тут была — аспиду всю правду сказать нельзя было, это я понимала, но и как объяснить всей правды не сказав?

Решила с другой стороны зайти.

— Когда полюбила я Тиромира, в сердце моем весна расцвела. Это понятно? — спросила хмуро.

— Неприятно, но понятно, — ответил аспид.

Ладно, дальше идем дальше.

— А когда с другом его сбежала в ночь перед свадьбой нашею, Кевин свою жизнь мне отдал, чтобы ведуньей лесной стать могла, и приняла я жертву его, у нас у обоих выбора не было. Да только зная о том, что весна ведьмина силу исцеляющую имеет, я друга своего спасти пыталась. Ему всю весну свою отдала. Да только не помогло это. От того, что не полюбила я Кевина, а ведьмина весна только любимого спасти может. Вот и вышло, что напрасно все. И схоронила я свою любовь, доверие к людям, друга и молодость. Все схоронить пришлось, ничего не осталось.

И вроде понятно все объяснила, но смотрел на меня аспид, смотрел, и вдруг сказал:

— Но ты молода и прекрасна, ведунья лесная.

Вдруг поняла, что бесит он меня. Вот просто таки бесит и все.

— Аспид, ты розы видел? — спросила зло.

Кивнул господин Аедан, да подтвердил:

— Видел. Разные. Дарил даже.

Кивнула и я, ответ его принимая, да продолжила:

— Розы те в букетах дарил?

Прищурил аспид глаза змеиные, кивнул неуверенно, видать понять пытался, о чем я, к чему аналогия такая.

— Вот я — как та роза, — поднялась резко, еловые иголки с подола отряхнула. — Срезанная роза.

И аспид умолк.

Я же волосы кое-как пригладила, рукава оправила, на союзника своего поглядела сверху вниз, да и спросила:

— Теперь понял?

Промолчал. А потом возьми да и спроси:

— А если бы не срезали тебя, роза?

Призадумалась я над вопросом, крепко призадумалась, да и ответила очевидное:

— А тогда, аспидушка, была бы я кустом розовым. Цвела бы как и положено, много лет бы цвела, много сезонов. И пусть не каждый цветок мой прекрасен бы был, но были бы их сотни. А так куст мой считай срубили под корень, вот от меня одна роза то срезанная и осталась. А больше ничего. Так понятно тебе?

А ничего не ответил аспид.

Только вдруг руку протянул, меня за запястье схватил, к себе резко притянул, и как только упала я, на ногах от рывка такого не удержавшись, сжал меня аспид в объятиях крепких сжал, с силой к себе прижал, да и прошептал хрипло:

— Мне жаль, Веся. Мне так жаль, что ты столько в своей жизни горя перенесла. И я… понял. Теперь я все понял.

И от слов его затихла я, вырываться перестала, потому что мне тоже было жаль, мне было очень-очень жаль… меня. До слез жаль себя было, да делать нечего — такова жизнь. Так уж сложилось. Так уж вышло. И вот смирилась я с этим давно, а аспид явно нет. В плечо мое лбом уткнулся, едва не воет. Жалко его.

— Ты не печалься так, — попыталась я аспида утешить, — сделанного не воротишь, случившегося не изменишь.

Усмехнулся лишь, а меня все так же держал крепко.

Потом спросил тихо:

— А другие аналогии есть? Окромя куста роз?

— Есть, — я уж смирилась с тем, что обнимает да к себе прижал, устроилась удобнее, и начала аналогии подбирать: — Веточка яблони цветущая, что в руках палач держит, а само дерево уже на земле срубленное лежит. Ммм… веточка персика, в стакане с водой стол украшающая, а там за окном само дерево уж и срубили, и на дрова распилили. Веточ…

— Так, хватит, я понял, — отрезал аспид.

Улыбнулась невольно. По голове погладила, как погладила бы зверя, за утешением ко мне пришедшего, и сказала:

— Отболело уже, аспидушка. Отболело и прошло. Да и сама виновата, кроме себя мне винить больше некого.

— И в чем же ты виновата? — тихо спросил аспид.

А вот на этот вопрос отвечать было больно. Очень больно. Но я все равно ответила.

— От того, что в мага влюбилась. Знала, что нельзя. Знала, что и доверять магу не стоит. Но я влюбилась и сгубила и себя, и друга своего. Все погубила. Моя ошибка. Моя вина. И коли заплатила бы за нее я одна — смирилась бы, а так… Напоминанием о моей глупости, навсегда могила друга верного останется. Навсегда. Кстати, пусти, схожу… давно у него не была.

Не пустил.

Держал крепко, так крепко, что не вздохнуть, а сам задыхался от боли. Не поверила бы, но его дыхание я слышала, и задыхался он. Моей болью задыхался.

— Аспид, аспидушка, ну что ты? — голову его обняла, по затылку мужскому жесткому погладила. — Прошлое то уже, только прошлое. Ну что же ты?