Девушка и Ворон (СИ) - Кравцова Марина Валерьевна

— Он просто ревнует, — сказал ей Федор. — Столько лет ты была для него всем, и вдруг являюсь я… Но, Лиза, мы будем счастливы, мне сердце это говорит. И тогда Алексей Никитич простит нас.

— Лизавета Лексевна! — появилась Лукерья и, кланяясь, протянула Лизе запечатанный конверт. — Человек из Яблонек прибыл, батюшка ваш велел передать вам в собственные руки…

В конверте — вот странность! — оказался еще один конверт. Писал явно не отец. И Лизу словно жаром обдало — она уже видела этот почерк…

«Милая, славная Елизавета Алексеевна! Лизонька… Я рискую прослыть в вашем мнении негодным человеком, назойливым и не умеющим достойно принять отказ, но в том-то и дело, что отказа от вас я не слышал. Моя мечта отчаянно цепляется за это, за возможность, за надежду, что ваше сердце все-таки откликнется моим мольбам. Я не могу без вас! Я оставил Москву, где мне нынче все постыло, и теперь я ближе к вам, чем вы полагаете. Я молю об одной только встрече, чтобы вы, выслушав меня, сказали «да» или «нет». Даю вам слово: если вы меня отвергнете, я больше никогда вас не побеспокою.

Я изучаю эти чудесные места, смотрю на красоту, которой могли любоваться и вы. Есть одно дивное место, где чувствуется печаль и в то же время умиротворение. Это полуразрушенная от времени церковь на берегу пруда и останки заброшенной деревни — на пути из Яблонек к Чудногорску. Пруд называют Птичьим, а церковь, как говорят местные, была освящена во имя Илии Пророка. Я буду ждать вас там от рассвета до заката, каждый день, и надеяться, что вы придете. Всего лишь несколько слов — и более ничего.

Целую вашу чудесную руку.

Александр Вольский».

Лиза протянула письмо Федору. На ее лице отразилось беспокойство и чувство вины.

Воронов, прочитав, пожал плечами:

— Мне ему посочувствовать бы впору, да не получается.

— Федя…

— Все хорошо, Лиза. Мы туда пойдем. Великий князь же не написал, что ты должна быть без сопровождающих.

— Одна бы я и сама не решилась. Да только все это… пустое. Он зачарован, и будет лишь сильнее страдать, когда узнает… он же не знает, что я замужем.

— Интересное место выбрал для свидания великий князь. Наверное, инкогнито здесь, боится, что его раскроют. Знаешь, Лизонька, я кое-что придумал. И прежде чем идти на встречу с Александром Константиновичем, отправимся-как мы с тобой в одно чудесное местечко…

Позади Тумарина, за полем, начинался уже другой лес. Обрамляя проезжую дорогу, он тянулся до самого Залесска. По этой дороге супруги Вороновы скакали верхом некоторое время, потом свернули на узкую тропинку, ведущую вглубь леса, и так добрались до опушки. Здесь из-под корней древнего дуба-великана бил ключ, и его переливчатое журчание вливалось в уши нежной музыкой. Лиза, придерживая подол амазонки, присела на лежащий рядом сухой ствол, опустила ладонь в холодную воду…

— Мне кажется, есть в этой воде что-то от Запределья… — девушка вопросительно, с надеждой подняла на мужа ярко заблестевшие глаза.

— Ты не ошиблась, Лизонька.

Федор сел рядом, взял жену за руку, переплел ее пальцы со своими.

— Мы отправимся туда… Прямо сейчас.

— О… а куда именно? — Лизу охватила чуть ли не детская радость.

Федор улыбнулся.

— На остров Буян, конечно.

Знаменитый Буян Лиза представляла себе веселым пестрым городом на светлых океанских волнах, с цветущими садами, разноцветными теремами — и над всем этим льется колокольный звон. А встретил их ветер… нет, ветра. Переплетающиеся, дышащие в разном ритме, легкие и буйные, свободно гуляющие по необитаемому с виду острову. Лиза и Федор обнаружили себя сидящими, держась за руки, на громадном сером камне, поросшем белым мхом. Над ними — белесое небо и сизые тучи, в которых запуталось бледное солнце, под ними — ягель и вереск, а вдалеке, куда ни кинь взгляд — море-океан, жидкий сапфир с серебром… Редкие смолистые сосны с красноватой корой видятся четкими, словно тщательно прорисованными на фоне неба. И диковинные терема здесь есть, хотя их и немного, сплошь серебристо-деревянные, с луковичными маковками и ажурной резьбой. Воздух — свежий как родник, горьковатый, пахнущий смолой. Разносят по нему ветра обрывки песни, чистый смех, крики птиц. Но никого не видно…

— Живет ли здесь кто-нибудь? — спросила Лиза Федора почему-то шепотом.

— Конечно! И невидимки, и люди-птицы — тот же Финист Ясный сокол, и духи ветра, и криницы…

— Русалки?

— Не совсем. Русалки — неупокоенные земные девушки, часто утопленницы, нежить. А криницы — изначально водные девы, не люди. Здесь они живут в воде и иногда выходят на берег.

— А невидимки… кто ж это?

— Есть такие существа. Как ты понимаешь, их никто никогда не видел. Рассказывают, что они прислуживают в зачарованных дворцах. Или помнишь историю про «принеси то — не знаю что»? Вот этот «не знаю что» и был невидимкой.

— Ой, может, они где-то рядом?

— Думаю, мы бы с тобой их почувствовали.

В самой сердцевине острова почти вплотную друг к другу росли семь необъятных дубов, тесно сплетаясь ветками. На их кронах клубились дымчатые облака, окутывающие резные кружева деревянного дворца с шатровым куполом.

— А что там? — спросила Лиза.

— А там как раз живет сам Царь-Ворон. Внутри его дворца, говорят, ветер и туманы, в которых звезды прячутся… но туда мало кто заглядывал.

Тут Лиза невольно вскрикнула и схватилась за Федора — ее едва не сорвало с камня ураганным порывом. Тень накрыла обоих — черная туча заслонила небо. Нет, это не туча, это пронеслась над головами гигантская птица, и ветер — самый сильный! — летел вместе с ней. Но закрутился в темный вихрь, не домчав до дворца на семи дубах, и вдруг сразу стих, словно и вовсе не бывало. А перед Федором и Лизой возникло лицо, зыбкое, туманное, в обрамлении серых облаков — это был лик старорусского богатыря, чья борода, разделенная на семь неровных по толщине прядей, развевалась во все стороны, способная, казалось, покрыть собой весь Буян.

Федор уже стоял на камне и кланялся своему прадеду — царю этого острова. Лиза растерялась. Она тоже хотела подняться на ноги и сделать, что ли, хоть реверанс, но муж ее удержал.

— Здравствуй, государь, — сказал он.

— Здорово, правнук. И ты, красавица, здравствуй.

— Мне бы Ворона Вороновича повидать… Здесь он? Давно уже не показывался.

— Здесь, здесь мой сынок. Коли на Руси нет, так где ж ему еще быть. Покликать его?

— Сделай милость, государь.

— Хорошо, ждите здесь. Сейчас пришлю вам царевича.

И снова огромные крылья закрыли полнеба, и вскоре уже черная птица, увенчанная сверкающей самоцветами короной, скрылась во дворце, где дуют ветры и гуляют облака.

Еще немного — и словно ниоткуда появился Ворон Воронович, во всем блеске своей ночной красоты. Он присел рядом с Лизой на широком камне.

— Здравствуйте, милая сударыня, добро пожаловать. Федя… чудесная встреча! Я тебя, любезный отпрыск, признаться, здесь не ждал. Соскучился?

— Может, и соскучился, — ответил, улыбаясь, Федор. — Сколько не виделись-то… Совсем забыл ты меня, дед.

— Вовсе не забыл. Просто решил домой наведаться, а время у нас течет иначе… засиделся тут, загостился, а на Руси-то, чай, не один год прошел? Но не называл бы ты меня дедом, Феденька. Сударыня, взгляните на меня, какой я же дед? Да и ты, вороненок, мне скорее за сына.

Федор обернулся к Лизе.

— И что я говорил…

А Лиза и без приглашения во все глаза глядела на царевича-ворона, не в силах вымолвить ни слова. Он был сказочно хорош собой, иначе не скажешь. А Федор-то и вправду похож на него…

— Не знаю, как зовут вас, прелестная, — обратился Ворон к Лизе, — но чувствую, что вы из волшебного рода. И явно знаменитого… Уж не приходится ли вам прародительницей Елена Златовласая, Морского царя дочь?

— Прабабка жены моей, Елизаветы — Медной горы Хозяйка, — ответил вместо Лизы Федор.

— Вот так новость! — царевич удивился и обрадовался. — Так ты женился на внучке Варвары Измайловой?.. Поздравляю, Федя, вижу, что выбор чудесный. Не то что в прошлый раз, и хорошо, что тогда не сложилось…