Присвоенная, или Жена брата (СИ) - Герр Ольга

Когда приготовления были окончены, я придирчиво осмотрела себя в зеркале. Кожа сияла на фоне серой ткани. Шея казалась длиннее и изящнее, а глаза — большими и глубокими. Этот наряд подчеркнул мою внешность, как оправа подчеркивает красоту драгоценного камня.

Идеально. Сегодня Харальд пожалеет, что игнорировал меня.

Церемония прощания с Бальдом Гидеоном проходила в святилище при замке. В мрачном зале собрались, кажется, все жители крепости. Часть людей стояла на улице, им не хватило места в святилище.

Тело Бальда лежало в каменном саркофаге. Вокруг горели свечи. Ближе всего к гробу расположилась семья. Мы с Харальдом в том числе. Муж позволил взять себя под руку, но так ни разу и не взглянул на меня. Все мои ухищрения были напрасны. Я будто перестала существовать для Харальда. Глядя на меня, он видел не женщину, а пустое место.

Зато его старший брат не сводил с меня глаз. Он, кстати, побрился и выглядел непривычно. Я даже не сразу его узнала. Впрочем, ему даже шло.

Но что же он так смотри? Никакого почтения к покойному отцу!

В тот день моя ненависть к Арнэю выросла до небес и заслонила солнце. Она была так огромна, что я едва могла дышать под ее гнетом. Этот мужчина не просто разрушил мой брак, он лишил мою семью надежды на спасение! Если в ближайшем будущем мои родные лягут в такие же каменные саркофаги, то это будет только его вина.

Глава 16. Да здравствует глава крепости!

С того момент, как отец слег и до его похорон, минуло несколько рассветов. На мои плечи легла забота о крепости. Новых обязанностей хватало. Надо было вникнуть в проблемы крепости, организовать прощание с отцом, подтвердить договоры с соседями. А мелочей связанных с хозяйством было вовсе великое множество.

Дела занимали все мое время. Я вставал с рассветом и ложился намного позже заката. Не высыпался. Но отчасти был даже рад всем этим заботам, ведь они отвлекали меня от главного — от Фреи.

В ту пору я принял твердое решение отказаться от Русалки. По крайней мере, мне оно тогда казалось нерушимым. Я держал дистанцию. Не подходил к невестке, не заговаривал с ней, отворачивался от нее, когда она появлялась в одном со мной помещении. Если бы не постоянная занятость, не знаю, сколько бы я продержался.

Смерть отца должна была чему-то меня научить. Мне казалось, я усвоил урок. Фрейдис разрушала нашу семью. Держаться от нее подальше — самое разумное, что я мог сделать. Я снова пытался проявиться стойкость. Я почему-то думал, что в этот раз получится. Я был смешок и жалок.

Порой, возвращаясь к себе после тяжелого дня, я проходил мимо комнаты Фреи. Останавливался и подолгу стоял у двери, с трудом сдерживаясь, чтобы не войти. Я дошел до крайней точки отчаяния — был готов ворваться в ее спальню, даже взять девушку силой. Что угодно, лишь бы Фрея снова стала моей. Пусть хоть на краткий миг.

Тоска навсегда поселилась в моей душе. Она медленно точила меня изнутри. Я держался из последних сил, все чаще думая, что лучше сдохнуть, чем жить вот так — без всякой надежды на счастье.

А потом настал день прощания с отцом. День, когда все рухнуло. Мое спокойствие уж точно. Оно разбилось как хрупкое стекло, изрешетив осколками сердце.

Я стоял над саркофагом отца, смотрел на его тело, а в голове роились мысли, за которые я себя ненавидел. Я думал, что умри он на пару недель раньше, Фрея была бы моей. А ведь я любил отца и скорбел о нем. Во что меня превратила эта девчонка?

Фрея пришла на прощение в сдержанном сером платье. Ничего особенного. Простой фасон, никаких украшений. Но этот наряд был подобен раме для безупречной картины. Он только подчеркивал ее совершенство, не перетягивая внимание на себя.

Серая воздушная ткань окутывала ее тело словно туман. Казалось, дунь на нее, и она развеется, оставив Фрею обнаженной.

Я смотрел на Русалку, трепеща от восхищения смешанного со страстью. При ее виде во мне просыпался какой-то древний инстинкт — схватить, утащить, спрятать. Я хотел ее для себя. Всю, целиком. Хотел, но не мог получить. Это сводило с ума.

Я быстро отвернулся, чтобы не видеть Русалку. Взгляд, выражение лица — все выдавало меня. Надо спрятать эмоции, замаскировать их за маской равнодушия. Я был слишком взвинчен и едва контролировал себя, а это опасно.

Но даже не видя Фрею, я не мог успокоиться. Меня волновало в ней все — голос, запах, я уже не говорю о теле. Я стоял к Фрее спиной, но хватило всего пары сказанных ею слов, банального приветствия, и штаны стали мне тесными.

Я уж думал, что утехи плоти отошли на второй план. В последние время женщины мало меня интересовали. Казалось, я ими пресытился. Но, оказывается, женщины были не те. Просто мне нужна одна-единственная.

Фрея стояла рядом, в паре шагов позади меня, а я корчился от болезненного возбуждения. Я — лава. Я — чистый огонь. Он тек по моим венам вместо крови. Я весь пылал. Фрейдис Альдвин подожгла меня, ей одной под силу затушить этот пожар. Чем дольше она медлит, тем выше вероятность, что я не удержу пламя в себе. Оно выплеснется наружу и спалит всех к демонам. И в первую очередь саму Фрею.

В святилище было прохладно из-за толстых каменных стен. Солнце их не прогревало. Но я все равно снял камзол и повесил его на руку. Во-первых, мне было нестерпимо жарко. Будь в святилище даже минус и стены, покрытые льдом, я бы и тогда задыхался. А, во-вторых, мне надо было чем-то прикрыть свою реакцию на Фрею. А то так и до конфуза недалеко.

Я зажмурился до рези в глазах и задержал дыхание. И уши бы заткнул, не вызови это вопросы. Только так я мог отгородиться от наваждения.

Под песнопения служителей культа саркофаг закрыли и понесли в склеп, где отец обретет последнее пристанище. Матушке стало плохо. Когда саркофаг скрылся из виду, у нее закружилась голова. Забота об отце и его смерть сильно ее подкосили.

Фрея поддержала свекровь. Опираясь на нее, матушка покинула святилище. Люди постепенно расходились. Всех ждал прощальный ужин. Лишь мы с братом задержались в святилище. Уже смолкли песнопения, зал опустел, а мы все стояли.

— Теперь я глава крепости, — произнес я, не глядя на брата. Все потому, что мне было стыдно. Но даже осознание своей неправоты меня не остановило. — Отныне все будут делать то, что я прикажу.

— На что ты намекаешь? — напрягся Харальд.

Я медленно повернулся к нему:

— Я запрещаю тебе обсуждать произошедшее. Достаточно того, что ты разболтал отцу и матери.

— Ты еще скажи, что это я виноват в его смерти. Не мой поступок свел его в могилу.

— Я все сказал, — взмахнул рукой. — Узнает еще хоть кто-то, особенно Фрея, и я применю меры… к тебе.

— Угрожаешь? — сощурился Харальд. — Какая же ты сволочь, Арнэй! Ты разрушил мой брак просто так, из прихоти. Я теперь даже смотреть в сторону Фреи не могу, зная, что ты и она…

Брат взмахнул рукой. Он не находился слов, чтобы выразить всю степень своего негодования. Харальд спешно покинул святилище. Его переполняла злость, но не это меня зацепило в его словах. Послышалось, или он сказал, что не касался Фреи все это время?

Не передать какое облегчение мне принесли его слова. Я готов был заключить Харальд в объятия и расцеловать. Вот только он вряд ли поймет мой порыв.

Все это время я был сам не свой от ревности. Старался не думать, что происходит в супружеской спальне брата. В конце концов, он — муж Фреи и имеет на нее все права. Я вдруг понял — мне важно быть не просто первым, но и единственным. Чтобы отныне и навеки Фрея принадлежала только мне одному. Я сходил с ума при мысли, что кто-то касается ее. Мой брат или другой мужчина, неважно. Никто не должен приближаться к ней. Потому что она моя.

Харальд по собственной воле от нее отказался. Глупец! Я бы умер ради того, чтобы очутиться на его месте хоть еще на одну ночь.

А может… я вздрогнул. Нет, я не могу думать об этом всерьез. Однажды я уже совершил ошибку, и вот к чему все привело. Отец мертв, брат на дух меня не выносит, матушка презирает, а для Фреи я — досадная помеха, которую она изо всех сил старается не замечать. Все против меня. Я сам их так настроил.