Кристин Фихан - Темный принц
— Почему ты не вызвал местные органы власти?
Она изо всех сил пыталась понять, осторожно подбираясь к истине.
— Я — единственная власть для моих людей. Я — их закон.
— Один?
— У меня есть другие, которые охотятся, их на самом деле много, но все делается по моему приказу. Всю ответственность я беру на себя.
— Судья, присяжные и палач в одном лице? — спросила она, задержав дыхание в ожидании ответа.
Ее чувства не могли лгать. Она чувствовала пятно зла в нем, и неважно, насколько хороший заслон он создавал. Никто не мог быть настолько хорошим, чтобы не ошибиться хотя бы раз. Она не заметила, что остановилась, пока его руки не скользнули вверх и вниз по ее рукам, согревая ее дрожащее тело.
— Теперь ты боишься меня.
Он сказал это мягко, устало, словно этим она причинила ему боль. А это действительно ранило. Он хотел, чтобы она боялась его, преднамеренно вызывал ее страх, но теперь, добившись своей цели, понял, что желал совсем не этого.
Его голос проник в потаенные уголки ее души.
— Я не боюсь тебя, Михаил, — мягко возразила она, поднимая лицо, чтобы рассмотреть его в лунном свете. — Я боюсь за тебя. Такая большая власть может привести к непредсказуемым последствиям. Такая большая ответственность — к краху. Ты принимаешь решения о жизни и смерти, которые может принимать только Бог.
Он ласкал ее шелковистую кожу, его пальцы очерчивали контур ее полной нижней губы. Бездонные синие глаза казались такими огромными, все ее чувства были открыты его гипнотизирующему взгляду. Беспокойство, сочувствие, зарождающаяся любовь и сладостная невинность, что потрясло его до самого основания. Она беспокоилась о нем. Беспокоилась.
Отвернувшись, Михаил громко застонал. Она не представляла, что предлагает такому существу, как он. Он знал, что был недостаточно сильным, чтобы сопротивляться, и поэтому презирал себя за свой эгоизм.
— Михаил.
Она дотронулась до его руки. Он еще не питался, и это сочетание любви, страсти и голода было настоящей гремучей смесью, пьянящей и очень, очень опасной. Как он мог не любить ее, когда находился в ее сознании, читал ее мысли, хорошо знал ее? Она была светом в его темноте, его второй половинкой. Может быть, это и невозможно, вероятнее всего, это просто ошибка природы, но он не мог не любить ее.
— Позволь мне помочь тебе. Раздели эту ужасную ношу со мной. Не отдаляйся от меня.
Всего одно прикосновение ее руки, беспокойство в глазах, чистота и искренность, прозвучавшие в ее голосе, вызвали еще не знакомую ему нежность, которая до этого была скрыта глубоко внутри его существа.
Он притянул ее к себе, прекрасно сознавая настойчивые требования собственного тела. С животным рыком он подхватил ее на руки, прошептав мягкий приказ, и понесся со скоростью, на которую только был способен.
Рейвен вдруг поняла, что находится в теплой библиотеке Михаила, огонь камина отбрасывает тени на стены, а она не знает, как здесь оказалась. Она не помнила, как входила сюда, но тем не менее они находились в его доме. Рубашка Михаила была расстегнута, открывая крепкие мускулы на груди. Взгляд его темных глаз сосредоточился на ее лице, наблюдая за ней с неподвижностью и настороженно, словно взгляд хищника. Он и не старался скрывать, что желает ее.
— Я даю тебе последнюю возможность, малышка, — сказал он резко и хрипло, словно слова застревали у него в горле. — Я найду в себе силы отпустить тебя, если ты этого захочешь. Сейчас. Прямо сейчас.
Их разделяло расстояние от одной стены до другой. Воздух будто застыл. Доживи она хоть до ста лет, этот момент навсегда останется у нее в памяти. Он стоял в ожидании ее решения — разделить с ним жизнь или обречь его на вечное одиночество. Он высоко поднял голову, его тело было напряжено, голодные глаза горели.
Он прогнал все здравые мысли из ее головы. Если она оставит его, не приговорит ли и себя к такой же судьбе? Кому-то нужно любить этого мужчину, хоть немного заботиться о нем. Как он так долго смог прожить один? Он ждал. Не было ни принуждения, ни соблазна, только его глаза, его желание, его отверженность в этом мире. Остальные полагались на его силу, нуждались в его способностях, даже не выказывая ему привязанности, не благодаря за неустанную бдительность. Она могла удовлетворить его голод как никто другой. Она знала это на уровне подсознания. Для него не существовало другой женщины. Он хотел ее. Он ее жаждал. Она не могла уйти от него.
— Сними свой свитер, — попросил он.
Теперь у него не было пути назад. Он прочитал решение в ее глазах, в легком подрагивании ее губ.
Она отступила назад, ее синие глаза широко раскрылись. Очень медленно, почти через силу, она сняла свитер, словно где-то глубоко внутри понимала, что отдает ему нечто большее, чем свою невинность. Понимала, что отдает свою жизнь.
— Водолазку.
Она облизала губы, увлажняя их атласную поверхность. Ответное движение в его теле было диким, примитивным. Как только она сдернула водолазку, его руки нащупали пуговицы брюк. Ткань плотно облегала его тело, стесняя движения и причиняя боль. Он был осторожен, одеваясь в человеческой манере, стараясь не напугать ее еще больше.
Ее обнаженная кожа мерцала в свете камина. Тени скользили по линиям ее тела. У нее была узкая грудная клетка, тонкая талия, и это только подчеркивало щедрую полноту грудей. Мужчина в нем сделал резкий вдох, охваченный желанием, а зверь взревел, требуя освобождения.
Михаил сбросил рубашку на пол, не в силах больше терпеть прикосновения ткани на своей сверхчувствительной коже. В его горле родился звук, животный, дикий, — жестокое, варварское требование. А снаружи поднялся ветер, и темные, зловещие облака поплыли на фоне луны. Отбросив в сторону человеческую одежду, он обнажил свое тело — рельефные мускулы и пылающее желанием естество.
Она судорожно сглотнула, снимая с плеч кружевные бретельки расстегнутого бюстгальтера и позволяя ему соскользнуть на пол. Ее груди соблазнительно напряглись, соски затвердели.
Он пересек комнату одним скользящим движением, не заботясь о дальнейших объяснениях. Им овладел многовековой инстинкт. И, сдернув одним движением неприятные ему джинсы с ее бедер, он отбросил их в сторону.
Рейвен вскрикнула, и в ее глазах появилась тень страха, вызванного его напором. Но Михаил успокоил ее одним прикосновением, лаская ее тело, запечатлевая в памяти каждую его линию.
— Не бойся моего желания, малышка, — прошептал он ласково. — Я никогда не причиню тебе боли. Для меня это просто невозможно.
Ее хрупкие косточки, кожа, подобная горячему шелку. Масса волос, выпущенная им на свободу, скользила по его напряженному телу, отчего огненные стрелы пронзали его пах. Все его тело напряглось, пылая. Господи, он так сильно нуждался в ней. Так сильно.
