Шеррилин Кеньон - Ашерон
— Называй меня деревенщиной, но я не считаю его своим. И да, я могу поверить в то, что у мужчины бывает секс. Что меня действительно удивляет, так это то, что я впервые вижу женщину, которая вовлечена во все это. — Он достал свой телефон. — Может мне стоит позвонить и предупредить его?
— Ой, да убери ты его. — Таби запихнула сотовый обратно ему в карман. — Наш малыш взрослеет. И так этим горжусь!
Тори едва успела занести сумку в комнату, как группа объявила еще один перерыв. Она только успела лечь назад в кровать, когда Эш открыл дверь и вошел с подносом в руках.
— Что это?
— Я подумал, что ты возможно проголодалась. Я попросил Ким и она выбрала, что тебе можно съесть. — Он поставил его на столик рядом с ней. Тори улыбнулась от такой его продуманности.
— Efharisto.
— Parakalo.
Она растаяла от удивительного акцента, с которым он сказал ей — пожалуйста — по-гречески.
— Я люблю то, как ты говоришь. Я могла бы слушать твой греческий весь день напролет.
Он протянул ей еще одну бутылку яблочного сока и отхлебнул своего пива.
— Тебе тут совсем скучно? — Тори потянулась и сняла очки, чтобы видеть его глаза.
— Ну, не совсем. Как проходит концерт?
— Все нормально. Я убью Кольта за то, что повредил свою руку. Не люблю играть на публике.
— Но ты же такой отличный гитарист.
— Да, но лучше я бы играл сам с собой. — В его глазах появился злорадный огонек от двусмысленного выражения. Засмеявшись, Тори покачала головой.
— Вы с Пэм всегда стараетесь смутить меня.
— В свою защиту могу сказать, что ты просто очаровательна, когда краснеешь. — Она сморщила нос и проглотила свой яблочный сок.
— Хочешь?
— Ochi. — Нет, по-гречески.
— Ты уверен? — Она попыталась соблазнить его снова.
— Абсолютно. — Эш вспомнил, как он в последний раз ел яблоко. Это был тот день в саду с Риссой, когда он умолял своего отца не отсылать его обратно в Атлантиду. С тех пор, он и стал презирать этот фрукт. От одной только мысли о яблоках его начинало тошнить.
— Так сколько еще отделений вам нужно отыграть?
— Еще одно. — Она прикусила губку так, что незамедлительно захотел ее. — А потом я буду играть с тобой… — Его член напрягся, готовый к действию, но мозг все равно считал, что лучше не стоит. — Тебе лучше передумать.
Тори взяла его руку в свою. Ее большой палец гладил ее ладонь самым нежнейшим из прикосновений.
— Когда в последний раз ты занимался любовью с кем-нибудь, Эш? — Ашерон отвел взгляд, когда в его голове возникли болезненные воспоминания.
Честно говоря, он не мог вспомнить. А занимался ли он вообще когда-нибудь с Артемидой именно любовью? Возможно в самом начале. Но это было так давно и совсем не продолжительно. Все, что он хорошо запомнил, так это боль от ее критики и замечаний, абсолютную агонию от того, что он был для нее ни кем иным, как ее мальчиком для развлечений, только для того, чтобы ублажать ее, не имея при этом никаких своих чувств и мнений. Даже она могла показывать свою боль и неудовольствие, в то время как ему самому не было позволено абсолютно ничего. Даже его достоинство.
То, что между ними было — называлось сексом.
Первичным и примитивным. В него не было вовлечено никаких эмоций. Ну, кроме злобы, конечно. Как и все остальные до нее, Артемида ненавидела тот факт, что хотела его и считала, что его необходимо наказывать за то, что она с ним переспала. Они просто использовали друг друга. Если бы между ними и существовали какие-нибудь нежные чувства, то они развалились на куски столетия назад. Ничего не осталось, кроме разорванных клочков вчерашнего дня, и ничего уже не вернуть.
— Ты что не можешь вспомнить? — Спросила Тори.
— Не совсем. — Правдиво ответил он.
Сердце Тори было тронуто тем, как он произнес эти слова. Она дотронулась до его щеки и повернула голову так, чтобы он смотрел прямо на нее.
— Я собираюсь заняться с тобой любовью, Эш. Сегодня вечером. Я переверну весь твой мир.
Ашерон прижал ее руку к своим губам и прикусил кончики пальцев, когда страх и трепет наполнили его. Эта ночь будет дорого ему стоить.
Никто не должен платить за любовь кровью.
И, тем не менее, он не знал другого пути. Эш всегда платил за каждое добро и заботу. Ничто просто так ему не доставалось. Единственный вопрос, который его действительно волновал, а стоит ли это того?
Стоит ли Тори той цены, которую ему придется заплатить?
Ашерон на это надеялся.
Он вернул свои очки на глаза.
— Я скоро вернусь.
Тори наблюдала за тем, как он ушел, и у нее стало совсем тяжело на сердце от беспокойства о нем. Что это за секреты, которые так мучают его? Почему же он выглядит таким испуганным, когда прикасается к ней?
Закончив с едой, она пошла вниз, чтобы снова посмотреть на него. Пэм и Ким стояли в первых рядах и улыбались. Тори подошла к ним сзади и ущипнула их за мягкие места. Пэм сделала тоже самое в ответ.
— Он восхитителен, не так ли?
— Да, он такой. — Тори помахала, когда Ашерон посмотрел на нее. Его ответом была искренняя, но тем не менее стеснительная улыбка, которая согрела ее сердце и обожгла все ее тело. Этот мужчиа был самым лучшим…
Она отстояла еще несколько песен, чтобы полюбоваться и послушать Эша. Когда они начали играть их финальную песню, Тори снова поднялась наверх, чтобы все приготовить.
Эш нахмурился, когда наблюдал, как Тори покидает сцену.
— С ней все нормально? — Одними губами спросил он у Пэм.
Подруга Тори уверенно кивнула. Успокоившись, Ашерон не мог дождаться окончания песни. В тот момент, как это произошло, он снял свою Fender со спины, отключил ее и спрыгнул со сцены.
— Вы тут веселитесь, ребята. — Сказала Пэм Ашерону, пока Ким хихикала. — Увидимся позже. И попроси Тори позвонить мне завтра.
— Хорошо. — Эш пробрался через толпу и снова поднялся наверх.
Жустина и Катарина также ушли, но обещали вернуться утром. Ашерон открыл наружную дверь и тут же закрыл ее прежде, чем открыть дверь со сканнером.
В тот момент, когда он увидел Тори, то весь оцепенел. Одетая в прозрачно-черную комбинацию, из-под которой был виден каждый изгиб ее тела, она была просто ослепительной. Она провела руками по волосам, слегка взъерошив их. Делая весь ее вид просто восхитительным.
— Позволь мне быстренько побриться. — Она нахмурилась.
— Побриться?
Он провел пальцами по своей челюсти, чувствуя, какой грубой она была.
— Я не хочу, чтобы у тебя появилось раздражение от моей щетины.
Тори была тронута такой его заботой.
