Орден Скорпионов - Айви Эшер

Судя по отвращению, светящемуся сейчас в его серебряных глазах, сегодня, похоже, наконец наступит тот решающий момент. Обычно настоящие воины, опытные охотники, всегда собираются перед решающей битвой. И прежде чем сломаться, они бьются изо всех сил.

Чего Верус не знает, так это того, что я люблю наблюдать за этой последней битвой больше, чем за тем, как фейри передо мной сдается. Конечно, момент, когда из пленника выливается наконец вся информация, которую мы так хотели получить, захватывает. Но встретиться с таким вот воином лицом к лицу и победить – вот что по-настоящему питает мою душу.

У Веруса перехватывает горло, и он закрывает глаза в знак поражения, снова открывает их и смотрит на меня яростным взглядом.

Я отпускаю его челюсть и нос, и он делает глубокий отчаянный вдох. Он покашливает, и я, хмурясь, смотрю на обреченного воина. Затем дергаю за рычаги приспособления, к которому он привязан, и перевожу его из лежачего положения в сидячее.

– Если тебя вырвет, я снова открою твой рот и вновь волью эту штуку в тебя, как в прошлый раз, – предупреждаю я. – И я с удовольствием сделаю это столько раз, сколько понадобится, чтобы настойка наконец осталась в тебе.

Верус презрительно кривит губы. Он ничего не отвечает, но и не отхаркивает раствор, от которого ему становится все труднее держать рот на замке, а свои секреты – при себе.

– На чем мы остановились? – спрашиваю я рассеянно и перевожу взгляд на Курио.

А затем усаживаюсь напротив кресла, которое он специально разработал для этой комнаты. Оно привинчено к каменному полу и может принимать множество различных положений – и все это с помощью рычагов, расположенных сзади. Это значительно облегчает работу – можно переходить от одного сеанса пыток к другому без необходимости развязывать пленника. Ведь так случайно можно дать тому возможность напасть или сбежать, пока его снова привязывают.

Верус сидит в своем пыточном кресле, как будто мы – цивилизованные фейри, собравшиеся поболтать и, возможно, выпить чаю.

– Его волосы? – спрашивает Курио, и я киваю, распутывая нити вопросов, которые мы обсуждали в прошлый раз с нашим пленником.

Первые два дня мы провели, погрузившись в дело об убийстве лорда Дэрала.

Все прошло примерно так, как я и ожидал. Мы не узнали почти ничего, кроме того, что произошедшее было своего рода уроком. Усвоил ли лорд Дэрал этот урок или он предназначался кому-то другому, мы до сих пор не знаем, но это, очевидно, натолкнуло Веруса на определенные мысли. Ему кажется, что он знает, чего мы хотим от него. Он считает, что наша цель – узнать, как можно больше о той бойне. И о ней он молчит – насколько это возможно, поэтому мы изменили нашу тактику, чтобы ему казалось, будто он нас перехитрил и при этом смог спасти себя от боли – опять же, насколько это возможно. Со стороны кажется, что мы пытаемся уговорить его, а не сломать. И что мы не хотим убивать его – ведь нам нужно получить информацию, в которой мы отчаянно нуждаемся.

Верус считает, что сейчас мы сосредоточились на том, чтобы заставить его говорить в целом. Иначе зачем бы мы задавали бессмысленные вопросы о его любимой еде, о том, почему он так выглядит, какое время года ему больше всего нравится, чем он занимался в детстве?

Это выбивает его из колеи. Мы иногда задаем ему вопросы о массовом убийстве, чтобы он продолжал думать о том, что, как ему кажется, нам нужно, и не начал догадываться, что на самом деле нам интересны все мелкие детали его жизни.

Он бросает нам крошку-другую информации, думая, что так сможет увести нас в сторону. Он лжет, я уверен, но многое можно сложить из самых простых и невинных неправд.

– Твой цвет волос… Он передается по материнской или по отцовской линии? Это какой-то недуг? – небрежно спрашиваю я, опираясь лодыжкой на колено, и откидываюсь на спинку стула, как будто устраиваюсь поудобнее, готовясь к долгому допросу. – Может быть, твои светлые глаза хуже видят ночью – или днем?

Верус не отвечает.

– Кто-нибудь когда-нибудь называл тебя «благословленным луной»? – спрашиваю я, и этот вопрос вызывает в нем отклик.

Верус смотрит на меня так, будто ему надоели мои вопросы, но мы оба знаем, что дело не в этом. Его удивило, что я использовал этот термин. Своей реакцией он ответил на мой вопрос, затем понял свою ошибку и теперь пытается зарыть правду в гневе и разочаровании.

Я изучаю свои ногти, осматривая их так, как будто не смакую каждую откровенную деталь, которую он только что выдал, и еще раз пытаюсь вспомнить, где я слышал это название.

Я вспомнил его, когда мы встретили Осет на Торгах, – что-то в уникальном цвете ее волос навело меня на эту мысль. Я знаю, что где-то читал об этом, но я перерыл всю библиотеку, но так ничего и не нашел.

Я догадывался, что Верусу термин «благословленная луной» покажется знакомым, и оказался прав. И оттого этот неуловимый фолиант, содержащий это название, бесит меня еще больше – потому что я не могу вспомнить, где он может быть.

– Во сколько ты обычно встаешь? – спрашиваю я, и Верус вновь надевает маску, ясно говорящую: «Да пошел ты».

Курио с тихим стуком устанавливает на столе поодаль маленький инкубатор. Верус старается не поворачивать голову в его сторону, но его глаза быстро скользят по устройству, затем он так же быстро отводит взгляд в сторону.

Он знает, что сейчас произойдет. Его дыхание учащается, в его движениях появляется намек на панику. Но Верус все же берет себя в руки, дыхание вновь превращается в равномерные выдохи и вдохи, которые наш пленник изо всех сил старается поддерживать.

Я вытаскиваю кинжал из ножен на лодыжке. Это тот самый ножичек, который Осет стащила у меня в ту первую ночь, и я раздумываю, не подарить ли его ей – или оставить себе и хранить как важную награду, которой он и стал для меня.

Не спеша я ловко прокручиваю его меж пальцев – выглядит так, будто он не способен выскользнуть в любой момент и лишить меня одного из них. Это можно расценить как тактику запугивания, но на самом деле мне просто скучно. У нас большие планы на сегодня,