Диэр Кусуриури - Край Ветров: некроманс

Из тела Мартина вырвался, увеличиваясь и расцветая, другой зверь — золотистый, сияющий, и голову его венчал пламенеющий белый рог. Существо, капая на обсидиан искристой переливчатой кровью, все длилось и длилось, выныривая из тела Мартина в реальность, подсвечивая ее солнечным золотом. Выбравшись, наконец, полностью, оно распростерло белые крылья, окутанные пламенем, и, раскрыв пасть, издало чудовищной громкости звук, прокатившийся по Мороку стократным эхом, похожий одновременно на плач тысячи новорожденных младенцев и на переливчатый звон разбивающихся витражных стекол.

Человеческое тело Мартина Майна осело на гладкий обсидиан, дергаясь и истекая золотом.

Сияющий зверь, резко прыгнув, очутился прямо возле Даньслава. Маленький светловолосый человечек (таким он казался в сравнении с сияющим крылатым существом) смотрел совершенно бесстрашно в черные бездны глаз огромного пылающего дракона, и выстоял, когда поток воздуха от драконьего рева обдал его жаром доменной печи.

Черный зверь, разбежавшись, прыгнул, и ударил золотого в бок. Сил у черного оказалось достаточно, чтобы откинуть золотого дракона далеко от Даньслава. Еще до того, как огненный зверь приземлился на четыре когтистые лапы, черный дракон снова прыгнул и, устремившись сначала вверх, сложил резные крылья за спиной и спикировал на золотого, впиваясь тому в мясистую плоть, укрытую сверкающей чешуей и огнем.

Юркие длинношеие чудовища сплелись в титаническом поединке, распыляя в воздух фонтаны битого вулканического стекла, расплескивая вокруг черную тягучую кровь.

— Да, цвет крови у вас один, — произнес Даньслав, глядя на поединок издалека. — Дух Огня — это вывернутая наизнанку Мертварь. Вот и всё.

Он не стал ничего менять.

Он решил, что на этот раз судьба должна быть слепа.

И яростные чудовища, извиваясь и рыча так, что в толще Антарг прибавлялось трещин, рвали друг друга без пощады и устали. Вскоре золотого дракона стало трудно отличить от черного — он был весь в крови, в своей и в чужой. Но вырывающиеся из ноздрей тонкие языки пламени выдавали его с головой. Он с усилием отбросил черного вбок, так, что тот стукнулся об левый отрог Антарг и сполз вниз. Черный дракон собрался с последними силами, и, вытянувшись, прыгнул на золотого, но тот, устремившись наперерез, впился черному в горло и резким рывком сломал мощный хребет.

Золотой зверь придерживал бьющееся в агонии тело черного у самой поверхности плато. Вдохнув с хрипом, он выплюнул на черного сгусток багряного пламени, и дышал он огнем, пока черный дракон, наконец, не затих, а тело его не осунулось, начав стремительно таять. Только когда оплавленная морда черного дракона утратила всяческие очертания, золотой перестал изрыгать пламя.

Казалось, черный дракон вплавился в обсидиан, из которого слеплена Антарг, — от него не осталось ни чешуи, ни клыков, ни костей.

Ничего.

Золотой дракон обернулся к человеку, стоящему на том конце плато. Луны прекратили свой яростный хоровод так же внезапно, как начали.

Даньслав оказался совсем рядом к заляпанному кровью чудищу, а сам дракон вдруг стал намного меньше, чем был. Даньслав взял его за морду и, приподняв ее, заставил посмотреть себе в глаза:

— Теперь твоя судьба такова: ты уйдешь снова и сделаешь то, ради чего ушел впервые, но сделать, увы, не смог. Дух Огня забирай с собой, но ключ ты оставишь мне.

Морок моргнул. Высокий статный мужчина оказался мальчиком лет четырнадцати с растрепанной светлой челкой и раскосыми темными глазами. Огромный драконоподобный зверь стал человеком, тяжело опирающимся на одно колено. Человек был изранен, тяжело дышал. По плечам его рассыпались ярко-красные длинные волосы, спутанные, слипшиеся, грязные; тело было исполосовано кровоточащими ранами и царапинами по четыре штуки вряд; но взгляд его, несмотря на усталость и толчками струящуюся из ран кровь, все еще пылал неудержимой яростью.

— Вставай и иди, непутевый, — сказал мальчик. — Стань тем, кем тебе положено быть. Знаешь же, в жизни у каждого есть то, что он должен сделать. И должен сделать сам.

— И что же будешь делать ты, когда я вернусь? — спросил Мартин.

— Я буду ждать тебя, чтобы не дать ничего изменить.

— А если я изведу всех твоих потомков — в ком ты проявишься, а? — человек, поднявшись, рывком ухватил мальчика за шею, и, сдавив ее обеими руками, приподнял легонькое тельце над гладкой поверхностью стекла.

Мальчик смотрел сначала расслабленно и безэмоционально, самоуверенно, но потом его глаза широко распахнулись и он стал судорожно царапать держащие его руки, пытаясь кричать. Но изо рта его не доносилось ни звука.

Мартин Майн, сдавливая шею мальца, говорил глухо и яростно:

— Что? Не так уж хорошо твое бессмертие? Реинкарнации — разве ж это настоящее величие? Это каторга, растянутая на века. Вы прокляты, и никак не можете этого понять. В одном ты прав: я вернусь. И я найду способ вырезать вас из утробы мира, не покалечив его. И моё снова станет моим.

Он опустил мальчика на гладкую поверхность обсидиана почти даже ласково и осторожно. Тело безвольно распласталось на вулканическом стекле.

Мартин Майн, стряхивая с себя раны, словно засохшую грязь, перешагнул через мальчика и пошел вперед. Вскоре силуэт его стал полупрозрачным, а потом и вовсе растворился в свете сорока иллюзорных лун.

Морок ложился под крыло податливо, как кошка под ласковую ладонь. Казалось, это пространство создано для тех, кто умеет или хотя бы хочет летать.

Широкие серо-синие крылья, хлопая, поймали восходящий поток, и, работая парусом, затормозили стремительный полет.

Камориль коснулся носками ботинок черного обсидиана. Стоило ему встать на выщербленное стекло свободно, Лунь отделилась от него и снова взлетела ввысь, заложив крутой вираж, невозможный для нее, когда она с «седоком».

— Далеко не улетай, — произнес некромант негромко.

Он не был уверен, послушается ли его Лунь, но подозревал, что должна.

Над Антарг царила вечная ночь. Луна, зажатая между двух рогов, мерцала ровным, холодным светло-зеленым, похожая на ажурный хрустальный шар, превращая туман над плато в призрачный серый саван.

— Что ж тихо-то так, — поежился некромант, двигаясь вперед, к расщелине между скал. — И мертвых не видать… А ошибиться местом я не мог. Никак не мог.

Он еще издалека видел вспышки тьмы и света, какие до этого видал лишь на картинках. В небе билось два юрких, огромных зверя, и не на жизнь, а насмерть. Каждый, кто пребывал в мороке, так или иначе видел эту битву. И Камориль знал: согласно координатам, дело происходит как раз над горой Антарг. И это — оно.