Старшая сестра его величества. Власть - Алёна Цветкова
— Кстати, — я вздернула уголок губы, обозначая улыбку, — чуть не забыла, я знаю, что это ты давала Адрею травки, чтобы приворожить меня. Не стоит этого делать. Я никогда не смогу полюбить человека, убившего моего отца. — «И маму» добавила про себя. Заледеневшее сердце отозвалось жгучей болью. Гирем...
Я сжала зубы, справляясь с вновь нахлынувшими эмоциями. Боль мгновенно оглушила меня, и не услышала, как низвергнутая Великая мать, съежившаяся в своем кресле, тихо ответила:
— Это не я...
Вайдила с сестрами ждали меня в коридоре дворца. Они добродушно болтали с охранницами, обсуждая достоинства и недостатки своего оружия. И даже размахивали им перед носом друг друга, демонстрируя свои возможности. Как будто бы не были несколько минут назад врагами, готовыми вцепиться друг другу в глотку и рвать до смерти.
— Сестра? — увидев, что я вышла, Вайдила сунула клинок в ножки и повернулась ко мне.
— Нам придется задержаться, — кивнула я. — Завтра утром Великая мать сделает очень важное заявление...
Вайдила улыбнулась. Не знаю, что известно принцессе, но явно она знала гораздо больше старшей стражницы, которая после моих слов нахмурилась. Она метнула взгляд в сторону покоев старухи и замерла на месте. Всем своим видом демонстрируя, что нам нужно убраться отсюда как можно скорее, чтобы она могла отправиться к своей хозяйке.
Я кивнула ей. Как будто бы дала разрешение, хотя меня вроде бы никто не спрашивал. И повернулась к амазонкам.
— Нам надо отдохнуть. Идемте...
Мы еще не вышли из зала перед дверями в покои Великой матери, как старшая стражница метнулась к ней. Я прикусила губу... Надеюсь, старуха не выкинет что-нибудь нехорошее. Мне не хотелось бы лишать ее жизни. Какой бы тварью она ни была, а все же она моя ближайшая родственница, после Лушки, Анни и... Нюня... Я вздохнула. То, что я узнала от старухи о своем отце требовала переосмысления. Но сейчас мне некогда об этом думать. Сейчас мне нужно просто поспать, перед завтрашним выступлением.
Но сначала я должна была узнать ответ на другой очень важный вопрос. Я слегка притормозила, чтобы поравняться с старшей телохранительницей.
— Вайдила, — прошептала я, стараясь, чтобы никто больше не услышал моего вопроса, — почему ты назвала меня сестрой?
Она взглянула на меня спокойно и доброжелательно.
— Я расскажу, — тряхнула она головой и зевнула, прикрывая рот ладонью, — сейчас отпустим сестер спать и поговорим. Идет?
— Идет, — согласилась я. И зевнула тоже... Не зря говорят, что это заразно. А может быть дело в том, что ночь давно перевалила за половину. И скоро начнется темное зимнее утро.
Прошло совсем немного времени, и мы расположились в моих покоях. По сравнению с роскошью в комнатах Великой матери обстановка здесь была очень сдержанной и даже аскетичной. Простая серая ткань на стенах, темные и очень плотные шторы по краям высоких, стрельчатых окон...
Мы решили не будить горничную и не тревожить кухарку. У меня были сушеные яблоки и травы для взвара. Но Вайдила решила угостить меня традиционным чайным напитком из Королевства Кларин. Пока она ходила за травами, я подошла к окну, распахнула створки. Холодный воздух ворвался в комнату, перехватывая дыхание. Мороз железным обручем обхватил непокрытую голову, прогоняя сон. Я высунулась наружу... темное пятно дворцовой площади было как на ладони.
Не знаю, из каких окон смотрела на город моя мама, но Великая мать не соврала, Анни могла увидеть там нищего мальчишку. Пожалеть. А потом и полюбить. Глаза запекло. Я прикусила губу. Ну, и что, что мой отец не король. Я это знала и раньше. Ну, и что, что мой отец нищий. Зато он добрый. Зато он был со мной все это время. Помогал мне. Я захлопнула створки и прислонилась лбом к покрытым инеем полупрозрачным слюдяным пластинам, заменявшим стекло...
— Все в порядке? — голос вернувшейся Вайдилы, прозвучал так внезапно, что я вздрогнула.
— Да, — тут же отозвалась я. Голос был слегка хриплым. — Все хорошо...
Смахнула набухшую в уголке глаз слезу и повернулась, надевая на себя привычную маску спокойствия. Никто не должен знать, что прямо сейчас я страшно жалела о сделанном мной когда-то выборе. Если бы не мое желание вернуть то, что было потеряно, я сейчас была бы женой Гирема. Мы жили бы в Нижнем городе все вместе: Гирем, я, Лушка, Анни и Нюнь... Я никогда не узнала бы правду ни о мужчине, которого любила, ни о верном друге, который стал частью моей семьи. И мне никогда не было бы так больно, как сейчас.
Вайдила суетилась у камина, раздувая угли. Когда огонь разгорелся, я плеснула в котелок воды из кувшина и подвесила на крюк. Моя новая подруга колдовала над мешочками с травами, которые она разложила на невысоком столике у камина, и рассказывала:
— Ты знаешь, что наша страна появилась на месте Северной пустоши. Моя много-раз-пра-бабка сбежала из аддийского рабства вместе с другими женщинами. Идти им было некуда, ни один из жителей обжитых земель не стал бы прятать беглых рабынь. И тогда они рискнули отправиться туда, куда нормальные люди не совались — в Пустошь. Это оказалось не самой хорошей идеей, ряды беглянок редели с каждым днем. На них нападали дикие звери, их убивали измененные твари Пустоши, они травились, используя в пищу привычные травы и коренья... Но больше всего женщин умерло от усталости и отчаяния. До побережья, где действие изменяющей магии Северной пустоши было совсем слабым, из двух десятков беглянок добрались только трое: моя много-раз-пра-бабка и две ее подруги.
Пока Вайдила рассказывала, вода в котелке закипела. И воительница, сняв его с огня, залила кипятком травы, приготовленные в особом кувшинчике, с длинным высоким носиком, из которого сразу же пошел пар. По комнате поплыл непередаваемый аромат незнакомых мне растений и ягод. На языке появилась притягательная, терпкая, слегка отдающая горечью, сладость. Захотелось попробовать этот странный напиток.
Но Вайдила не торопилась разливать отвар по чашкам. Она накрыла чайник крышечкой и кивнула на диваны:
— Присядем. Надо подождать. Целастус не любит спешки, — она усмехнулась, — он должен присмотреться к тебе и понять, что ты одна из нас. А иначе он тебя убьет...
— Убьет?! — переспросила я, насторожившись. У груди похолодело...
— Ну, у нас так говорят... Целастус
