Светлана Людвиг - Королевский Дар
— Нет, — печально вздохнул Волков. — Магическими мерами — отомстит. Административными — так на ней все хозяйство. Она как-то заболела на неделю, в больнице лежала, такой дурдом был.
В замок мы сразу не пошли, у входа собрался затор. Олег даже не думал меня отпускать, понес гулять вокруг здания. Я нисколько не смущалась и не возражала, слишком устала. Хочет тяжести таскать — пожалуйста.
— Слушай, — вспомнила я, о чем хотела спросить, и сама не поняла, как перешла на панибратский тон, — а что хотел сделать, когда летел на меня тогда? Перед тем, как я огненную стену выставила?
— Уронить и лизнуть, — усмехнулся мужчина.
И я снова расхохоталась. Мило-то как! А я, дурочка, в него огнем. Знала бы, лучше б сдалась.
X
Дальше жизнь снова шла своим чередом, не подкидывая мне никаких сюрпризов, разве что время куда-то улетало. В любую свободную минуту ко мне ходили заниматься мои первокурсники, впечатленные нашим с Олегом выступлением старшекурсники, у которых я уже не вела, бегали на пересдачи заядлые двоечники. Даже ночь, когда я по привычке ела, мне не давали покоя. Сначала ко мне постоянно подсаживался Богдан, увлекшись предметом. Потом к нам присоединился Витька, которому ничего не помогало выучить программу курса за два года. А когда к нам попросился Юрка, Ария просто перевела всех к себе в комнату. В десять вечера у нас начинались посиделки.
Компания с каждый днем становилась все больше. К несчастью, добавился и Степочка. В этот раз он со мной не ругался, не спорил, но слишком быстро сообразил, что я — квалифицированная ведьма. В итоге меня завалили домашней работой еще и по другим предметам.
Вечера проходили весело, обязательно с чаем, а иногда и с байками. Я, оказывается, соскучилась по Юрке, по его рассказам, по разговорам по душам, и бессовестно ловила время вместе с ним. Признаваться, что я это я, не собиралась. Обиделась, боялась, хотела, чтоб сам догадался…и нашла ещё масса отговорок. Ко всему прочему он в перерывах между моими объяснениями целовался с Арией. Нежно, страстно, мельком, долго…
Ничего удивительного, что от такой жизни у меня начинался недосып, а следом за ним мелкими шагами поспевала депрессия. А тут еще и на неделю зарядили осенние дожди. Сухие листья быстро намокли и превратились вместе с землей в сплошное грязное месиво, на улицу не выйти. В эту осень я, видимо, так и не успела погулять.
За час до очередной вечерней встречи, я все-таки вырвалась от студентов, но совершенно не знала, чем себя занять. Села смотреть на то, как дождь пытается штурмом взять стекла, листья-то с деревьев он уже все ободрал. От каждого удара грома стекла вздрагивали, будто в метре от них проезжал трамвай, а молния слепила глаза, показывая электричеству, кто здесь хозяин.
— Тебе нельзя работать преподавателем, — авторитетно заявил ворон, перекладывая мои шпаргалки к завтрашним парам. Завтра был понедельник, четвертый курс первой парой, а значит снова они что-нибудь вычудят.
— Это почему? — спросила я. Ворон опять сидел на моей кровати, но я уже давно не возражала. Я вообще перестала предъявлять ему какие-то глупые требования с тех пор, как он начал мне помогать на занятиях. Без него мне бы тяжко пришлось.
— Потому что тебе больше делать нечего, — неодобрительно покачала он головой.
Я сидела верхом на стуле, глядя сквозь дрожащее стекло на грозу. Из щелей дул холодный ветер, особенно наяривая по босым ногам, но я не двигалась с места. Красиво все-таки.
— Надо начать рисовать, — вслух подумала я, глядя на молнию, разделившую черный небосвод от туч до самой земли на две части.
— Очень грамотное решение. Рисованию легче сказать: «я хочу спать», чем студентам, — одобрил Игорь.
— Ну не скажи!
— А ты рисовать-то умеешь? — спохватился ворон.
— Нет.
Я вообще почти ничего не умела делать. Умела петь, но это даже хобби назвать было нельзя. Умела колдовать, но это как оказалось профессия. Умела еще кучу не особо занимательных вещей, например, консервные банки открывать.
Тут я спохватилась и полетела к шкафу, уронив стул на пол.
— Совсем одурела? — уточнил ворон.
— В чем я вчера была? — задала я более волнующий вопрос, распахивая створки шифоньера.
— А черт тебя знает! Кажется, в каких-то брюках и водолазке. Во всяком случае, явно потеплее, чем сегодня.
Я недовольно скорчила рожу. Брюк у меня было штук пять, в каждых минимум по два кармана. А вчера, когда Ария впускала нас, она швырнула какую-то бумажку за шкаф. Естественно, я ее при первом же удобном случае засунула себе в карман. Там наверняка был очередной стих из тех, которые я все пыталась подсмотреть у завхоза, но она была проворнее. Не хватало еще, чтобы я потеряла этот.
Мне повезло. Я нашла его всего в третьих штанах, то есть в середине, а не в конце, как положено по закону подлости. На этот раз листик исписали с двух сторон да еще и в каждой строчке. Я поудобнее уселась на поднятый стул и вслух начала читать:
Красиво сверкают молнииВ безликом свете небес,Будто падшие воиныВновь оказались здесь.
Мое головокружениеИ полубезумный взгляд,Как будто бы в наважденииХватаю губами яд.
Гроза говорит по-тихому,Доступно лишь ей и мне,Она не попросит лишнего,Как тени на белой стене.
Вздохнув, задыхаясь от болиГлядишь смерть прозрачных небес,Подмяв под себя сотни волейУкажет судьбы вечной перст.
Пути разошлись как молнии,Скрываясь в ночной темноте.Придите ко мне, сотни воинов,Когда-то умерших в огне!
Раскинулось белое зарево —Знак смерти и вечной луны,И то, что казалось маревомИдет к нам из глубины.
Дорога как жизнь извивается,Пытаясь все в правде укрыть,Но вещее бледное маревоУже невозможно забыть.
Рука каплей мелкой укутана,А в радужке блещет огоньБезвременный внешний и внутренний,Стараясь скользнуть в ладонь.
Душа, словно голубь напуганный,Пытается скрыться во мгле,Но вечность в глазах запуганныхСкользит по руке в сердце мне.
Как сотни бесстрашных воинов,Как смерти белый отряд,Спешу я путями стороннимиУкутаться в бури закат.
Нет жизни, нет тьмы, есть мгновение,Зовущее нас за собой,Но ярости вечной видениеСердца вызывает на бой.
Неважно, кем был я когда-то:Врагом или чьей-то женой.В упрямые кудри закатаУводит печаль за собой.
Дорога металлом изъезжена,И, может, моей нет тропы,Но молнии ярость изведана —Сжигаю от прочих мосты.
Дорога, увы, безвозвратная,Здесь нет ни чинов не имен,Но бури ярость закатнаяВ мою длань кладется мечом.
Вместе с яростным громыханием, зажглась молния, озаряя небо и сверкая в окне. Я вздрогнула. Вчера еще не было грозы. Какой же она хороший автор, что сумела описать эту стихию так точно!
