Линда Ховард - Инферно
Он попрощался, и мгновение спустя Лорна услышала, как он бормочет себе под нос жуткое ругательство, после чего раздался глухой стук, словно он ударил кулаком в стену.
Она тут же подумала, что он не похож на людей, которые колотят в стену. Впрочем, она ведь его не знала. Он мог оказаться серийным колотильщиком стен. А может, он потерял сознание, и это был звук его падающего тела?
Идея пришлась ей по вкусу. Она не упустила бы шанса врезать ему, пока он в отключке. В буквальном смысле.
Единственный способ выяснить, лежит ли он там без чувств, — покинуть ванную комнату. Она неохотно поднялась, спустила в унитазе воду, подошла к раковине, чтобы вымыть руки. Раковина была из темного, золотисто-коричневого гранита с золотыми краниками. Когда она протянула руку, чтобы включить воду, контраст между роскошной раковиной и ее грязной, перепачканной ладонью заставил ее внутренне съежиться и поднять голову.
Чумазый кошмар взирал на нее из зеркала. Ее волосы прилипли к голове вперемешку с водой и сажей, жутко воняя дымом. Лицо ее было до того черным, что выделялись на его фоне лишь налитые кровью глаза. С такими глазами она походила на какого-нибудь демона из глубин ада.
Она содрогнулась, вспомнив, как близко к ней подобралось пламя. Учитывая сей факт, она с трудом понимала, как у нее вообще остались волосы на голове, а потому не стоило жаловаться на то, что они немного спутались. Шампунь — в большом количестве — вернет ей должную внешность. Сажа сойдет. Одежда ее, конечно, испорчена, но у нее есть другая. Она осталась жива и невредима, причем понятия не имела, каким образом.
Намыливая руки, смывая мыло и вновь берясь за него, Лорна пыталась мысленно восстановить точный ход событий. Ее головная боль, недавно спавшая, тут же врезалась в мозг с такой силой, что ей пришлось опереться мыльными руками о край раковины.
Мысли закружились, пытаясь воссоединиться, но не могли встать друг за другом в нужной последовательности.
…Она должна была сгореть…
…подпалила волосы…
…пузырь…
…нет дыма…
…агония…
Хныкая от боли в голове, она опустилась на колени.
Рэйнтри выругался.
Это о чем-то ей напомнило. О том, как он сильно прижимал ее к себе обеими руками, и слова его звоном отдавались в ее голове, и его… его…
Воспоминание ускользнуло от нее. Все поплыло перед глазами от боли, и она уставилась на пузырящееся на ее ладонях мыло, стараясь собраться с силами и подняться. Не случился ли с ней удар? Дикая, жгучая боль пронизывала голову, и ей казалось, что та вот-вот лопнет.
Мыльные пузыри.
Мерцающие пузыри… что-то связанное с ними напомнило ей… что-то ее окружало…
Мерцающий пузырь. Воспоминание врезалось в ее измученный мозг столь явно, что на глаза навернулись слезы. Она видела его. Он окружал их. Не подпуская жар и дым.
Вот тогда ее голова и правда раскалывалась. Она ощутила удар, не сравнимый ни с чем из того, что ей приходилось переживать прежде, но подозревала, что примерно так же чувствует себя человек, которого сбивает поезд. Или в которого попадает метеор. Ей казалось, будто все клетки ее мозга растворились; будто все, чем она являлась сейчас, в прошлом и в будущем, высасывалось из нее, забиралось кем-то и использовалось. Она была беспомощна. Беспомощна, как младенец. Не в силах сопротивляться боли или мужчине, столь безжалостно у нее все забиравшему.
Внезапно все стало на свои места, словно это воспоминание было той самой деталью, недостающей для общей картины.
Она вспомнила все: каждое мгновение невыразимого ужаса, свою неспособность действовать… То, как он ее использовал…
Все.
— У вас было достаточно времени, — крикнул он из кухни. — Я слышал, как вы спускали воду. Идите сюда, Лорна.
Подобно марионетке, она поднялась на ноги и вышла из ванной с мылом на руках и вне себя от ярости. Он выглядел мрачным, ожидая ее. С каждым вынужденным шагом злость ее крепла.
— Негодяй! — крикнула она, пнув его лодыжку, проходя мимо.
Она смогла пройти лишь пару шагов, прежде чем невидимая стена преградила ей путь, поэтому она повернулась и снова прошла мимо него:
— Мерзавец!
Она пнула его локтем в ребра.
Должно быть, удары не причиняли особой боли — скорее он казался удивленным. Это привело ее в еще большее бешенство, и когда стена вновь заставила ее развернуться, она принялась ходить туда и обратно в пределах дозволенной ей границы.
— Вы заставили меня идти в огонь!
Последовал удар в бок.
— Я боюсь огня, но вам до этого дело есть?
Еще один удар, на сей раз в боковую часть колена.
— Конечно нет! Мне пришлось стоять, пока вы проделывали свои фокусы!
На сей раз она провела удар в его солнечное сплетение.
— Затем вы изнасиловали мне мозг, кретин, горилла, чертов колдун!..
На обратном пути она ударила его по почкам.
— В довершение всего на протяжении всего времени вы упирались своим членом мне в зад!
В гневе она выкрикнула последние слова, вложив все оставшиеся силы в прямой удар по подбородку.
Его он блокировал быстрым движением руки, так что вместо этого она наступила ему на ногу.
— Больно! — вскрикнул он, но все же смеясь, черт его возьми, и сделав очередное молниеносное движение, он схватил ее и притянул к себе. Она открыла рот, чтобы завизжать, а он склонился и поцеловал ее.
В сравнении с силовой тактикой, которую он использовал в отношении ее всю ночь, поцелуй оказался мягким, как прикосновение пера, почти сладким.
— Прости, — пробормотал он и снова поцеловал ее. От него пахло так же ужасно, как и от нее, но тело под его уничтоженным костюмом было мускулистым и теплым. — Знаю, что было больно… Не было времени тебе объяснить… — Говоря это, он продолжал целовать ее, и с каждым разом поцелуй становился чувственнее и продолжительнее.
Она застыла, пребывая в шоке. В шоке от того, что он целовал ее. От того, что она позволяла ему целовать себя после всего, что между ними произошло. После того, как он сделал с ней то, что сделал! После того, как она подчинилась ему, став его зарядным устройством. Он не принуждал ее к поцелую; ничего общего с наличием желания и отсутствием возможности идти. Ее руки лежали на его могучей груди, но она не делала ни малейшей попытки оттолкнуть его. Даже в мыслях.
Его губы скользнули к мочке ее уха, и он легонько укусил ее за шею.
— Я предпочел бы упереться в тебя спереди, — сказал он и снова стал целовать ее, уже не легко и не сладко. Его язык проник в ее рот, пробуя ее на вкус, в то время как его правая рука легла на ее ягодицы, с нежностью обводя линию ее талии и прижимая к себе бедра.
