Сумеречный приют - Алесто Нойманн
— И? — с нажимом спросил Харпер.
— Слушайте, я, конечно, не оккультный специалист, но… — Хаббл прикусила губу, подбирая правильную формулировку. — Мне кажется, что Изекиль сумел освободиться из обличия кота и, забрав энергию из этой штуки, ушел.
— С помощью кристалла?
— Твоя спасительница, видимо, передала тебе небольшую упаковку жизненной энергии на всякий случай.
— Не может быть, — выдохнула Джессика. — Почему он ничего нам не сказал?
— Когда ты зашла к нам в хижину, то сказала, что его стошнило, — напомнил Ник. — А Харпер отправился принести воды. Не думаю, что в этой ситуации от него что-то зависело, ему стало плохо от энергии кристалла.
— А ты откуда знаешь? — спросила Джессика.
— Предполагаю. — Он пожал плечами. — Помню чувство, когда мне пересадили сердечник. Очень странное ощущение того, что тебя переполняет до краев. Не удивлен, что бедолагу вырвало. Возможно, он просто случайно задел кристалл, а дальше…
— А дальше — бессмертный инфернал, получив силу, исчез, оставив нам котика. — Хаббл с тоской взглянула на Харпера, прижимавшего к груди Изюмку. — Спасибо, Ник. Спас пушистика.
В тот вечер Джессика задремала прямо в кресле. Огонь в камине успокаивающе тихо потрескивал, мягкое тепло разливалось по комнате невидимым одеялом. Харпер заперся в своей комнате, не выпуская Изюмку из объятий, Ник отправился вместе с ним, стараясь вкрадчивым голосом объяснить, что демонов невозможно убить и Изекиль в полном порядке. Хаббл ушла в лабораторию, снова погрузившись в свои заметки. Она переживала ничуть не меньше, но от успокаивающих фраз отказалась.
Джессике снилось, как из небольшого подлеска, словно непрошенный гость, выползает туман. Он цеплялся за ветви деревьев, стелился по стеклянной поверхности пруда, липкой паутиной расползался по стенам их каменного дома. Молочно-белая пелена поглощала каждый сантиметр земли, размывала тропинки и превращала знакомую опушку в серебристый эфемерный ужас. Внезапно в туманной пелене девушка увидела чью-то фигуру. Попытавшись всмотреться в дымку, она внезапно подпрыгнула на месте. Сон прервался.
— Извини.
Ник замер на лестнице, потирая лоб. Кажется, он не рассчитал высоту собственного роста и только что со всего размаха влетел в одну из балок, издав при этом грохот, достойный упавшего ведра с камнями. Тяжело дыша, Джессика села в кресле и убрала со лба прилипшую прядь волос.
— Все в порядке, — хрипло отозвалась она. — Я просто заснула.
От проницательного взгляда Дровосека не укрылась ее тревожная испарина.
— Джессика? — осторожно позвал он, присаживаясь на кресло напротив. — У тебя было видение?
— Да, и вам это не понравится. — Она снова потерла лицо ладонями, словно возвращая телу чувствительность. — Туман. Очень густой туман.
— Туман, значит. — Ник перевел взгляд на темные окна, за которыми готовилась мрачным покрывалом опуститься полночь. — Неделя слепых окон.
Неделя слепых окон. Джессика молча кивнула и перевела взгляд на пламя в камине. Она ничего не сказала Николасу о фигуре, потому что уже не была уверена: почудилось ей или нет. Сейчас ее больше волновало даже не странное погодное явление, а душевное состояние Харпера.
Если Николас заступает на ночное дежурство, то Джессика заступит на свое. Впереди их ждала череда беспросветных дней, и она должна была быть с тем, кто нуждался в поддержке. Она не знала, чем могла помочь Харперу, но обещала себе сделать все возможное, чтобы он снова улыбался.
Хаббл
Последние семь или восемь дней оказались таким отвратительным однообразным колесом, что и описать сложно. Вещий сон Джессики не обманул — уже утром на Сумеречный приют опустилась густая серебристо-белая дымка. Она не была похожа на утренние августовские туманы во внешнем мире. И, хотя воздух точно так же пах влагой и прелой листвой, было в нем что-то зловещее.
Туман словно пытался проникнуть в дом, тянулся как ядовитое облако. Несмотря на то, что погодное явление никак было не связано с фантомами, туман скрывал в себе что-то неизвестное и угрожающее. Его скелетные пальцы настолько плотно обхватили их небольшую полянку, что у солнца не было ни единого шанса.
Урожай Харпера снова погиб. Хранитель кукурузы был сломлен и подавлен.
И слава богам, Джессика неизменно была рядом, иначе парня точно хватил бы удар. У Хаббл особо не было времени для того, чтобы проводить время в доме — большую часть дня девушка пропадала в подвале с книгами и чертежами, стараясь не открывать створок и не впускать ядовитые белоснежные клешни.
Но она готова была поклясться, что каждый раз, заходя за сигаретами (пора бросать!) или кофе, она слышала, как Харпер и Джессика что-то обсуждают в его комнате. Один раз до нее даже донесся приглушенный звук рифмованных строк — Харпер читал девушке свои любимые стихи. Возможно даже собственного сочинения. Нужно будет обязательно поблагодарить Джесс, когда эта отвратительная пелена исчезнет. Харпер ведь всегда притворяется неутомимой душой компании, но на деле найти подход к его творческой душе было невероятно трудно.
Особенно, если ты занудная королева электричества, которая в душе всегда была немного мизантропом.
Хотя теперь пора было признать — она сильнее всех в приюте скучала по Изекилю и его сарказму. Обычно спокойная и безмятежная тишина ее лаборатории теперь казалась гнетущей. Ей ужасно не хватало дурацких шуток демона, который редко, но метко приходил прокомментировать ее работу и получить по пушистой попе полотенцем.
И еще больше ей не хватало Ника.
А у Ника хватало забот и без нее.
Туман сделал почти невозможными их встречи — Дровосек боялся, что фантомы могут прийти в любой момент. Он неустанно патрулировал границы, только иногда возвращаясь к себе в хижину для того, чтобы смазать суставы. Несмотря на то, что туман, кажется, отпугивал этих уродов, Дровосек даже и не думал прекращать регулярные дежурства.
Хаббл лежала на кровати с фляжкой коньяка, мысленно подсчитывая шаги Ника по границам их маленького мирка, замотанного в белый саван. Она словно пыталась угадать, в какой части леса он сейчас находится.
Ей нельзя лежать без дела. Еще и в одиночестве. Она сразу тянется ко всему вредному и отвратительному вроде алкоголя, катится обратно к своим темным корням психической нестабильности. Словно кивнув, подтверждая собственные мысли, Хаббл отхлебнула еще и поморщилась — коньяк обжег горло.
Хаббл всю жизнь ненавидела отпуска, выходные, больничные и плохую погоду. Все детство было расписано по минутам — секция астрофизики, кружок робототехники, потом вторая смена в школе, спортивная секция, домашняя работа, чтение какой-нибудь научной фантастики перед сном, мгновенно пролетевшая ночь, звонок будильника. Дом был буквально заставлен грамотами, кубками и медалями. Пока все вокруг учились быть счастливыми, она училась быть бойцом.
И ее война все никак
