Марина Ли - Сказочница
Кир зло потер лицо руками и продолжил:
— Я пять лет дома не был… Я думал, что никогда уже туда не попаду. Я за эти пять лет о Наследнике не слышал ни слова…
— А он, что, там? — киваю в сторону золотистой двери, которой сейчас не видно, конечно, но я-то знаю, что она на месте.
— Там, — соглашается Кир. — Свалился мне на голову, как ты примерно.
Чувствую, что к щекам кровь приливает.
— Прямо, как я?
— Ну, как сказать… В тот раз я был одет и не в постели… — смеется, зараза такая!
— А теперь что?
— И теперь тоже, как видишь!..
— Кир! — возмущаюсь совершенно искренне. Ему, может, и весело, а воспоминания о том, как я проснулась голой в его кровати, если честно, не самые лучшие воспоминания в моей жизни.
— Жив он, здоров, учится… — красавчик все-таки решил вернуться к рассказу, — Только пока тоже не может сюда прийти. Потому что по невероятному стечению обстоятельств, либо в силу небывалого нашего невезения он тоже из Закрывающих двери. Так что Наследник заперт в моем мире, а я в его. Такая вот карусель.
— Грустно, — соглашаюсь я. — И что делать?
— Пока ничего. Тебе учиться. А нам работать над тем, над чем мы работали все эти годы.
— И что это? — почему мне все приходится из него клещами вытягивать?
— Это поиски артефакта, который лишит короля бессмертия, конечно.
— А есть и такой?
— Есть любой, сказочница. Любой, какой тебе только вздумается… — Тайгер прошелся по комнате, остановился у окна и произнес с непонятной яростью:
— Луна поднимается. Пора… — проворчал неслышно что-то и быстро вышел.
— Что с ним? — смотрю на красавчика, а тот бледный, кулаки сжал и тоже злой.
— Просто каждого запирают по-своему… Наш король умеет заставлять и подчинять…
— Не хочешь рассказывать?
— Не хочу… хочу чтобы ты села рядом и не дергалась, когда я тебя за руку беру… Постараюсь не приставать. Посидишь?
Вздыхаю и перебираюсь к нему на диванчик. Он устраивает голову на моих коленях и, закрыв глаза, произносит:
— Артефактов ужасно много. Гораздо больше, чем миров. И даже если именно этого артефакта не было раньше, то теперь он точно найдется.
— Почему? — лохмачу ему волосы пальцами.
— Потому что ты теперь его придумаешь.
Открывает глаза и смотрит на меня внимательно.
— Это как?
— Когда научишься создавать двери, ты просто подумаешь про него и найдешь. Примерно, как меня нашла.
— Но ведь ты говорил, что я не придумывала тебя, — напоминаю и не возражаю даже, когда он пальцы мои ловит и к губам своим прижимает. — Ты объяснял, что я тебя услышала, потому что ты уже был…
— И артефакт услышишь…
— А если…
Вот я не знаю, откуда у этого человека такая скорость. Потому что только что он весь расслабленный, а его голова лежит на моих коленях, а в следующую секунду меня опрокидывают на диванчик, а Кир нависает надо мной и намерения у него весьма прозрачные…
— Ты опять торопишь события, — зеленые глаза стремительно чернеют. — Сначала научись создавать двери, а там решим все остальное.
— Это ты торопишь… Ты обещал не приставать.
— Во-первых, может, я наврал, — и в нос меня целует. — А во-вторых, спать пора. Нам завтра Кристину надо будет домой отвести на часок… отведешь?
Киваю и глаз от его рта оторвать не могу, бессовестная! Он делает вид, что не замечает моего взгляда и вздоха разочарованного не слышит, когда поднимается сам и мне помогает подняться. И уже возле двери в мою спальню нетерпеливый жаркий поцелуй и срывающимся голосом:
— Спокойной ночи, врушка упрямая…
Я вся взъерошенная внешне и внутренне. И уже не помню, что мною двигало, когда я решила держать Кира на расстоянии…
Уже под одеялом я обнаружила, что сон пропал, а мысли наоборот появились. И мыслей этих полная голова. Такая злость на саму себя появилась! Совсем же недавно так хотела спать! И что теперь? Куда, спрашивается, пропал мой сон? Потерялся где-то между рассказом Кира и его поцелуем. В голове каша кипит, и бульканье мыслей не дает уснуть. Проклятье! Рассвело давно, а я совсем не отдохнула, всю ночь считая овец…
То, что я время потратила втройне бездарно, я уже в ванной поняла. Заодно отражению своему в зеркале сообщила, что я идиотка. Целую ночь бессмысленно боролась с бессонницей вместо того, чтобы пустить свою энергию в плодотворное русло и попробовать снять ненавистный браслет. Между умыванием, расчесыванием и одеванием мною были предприняты следующие шаги: пытаюсь стянуть украшение застегнутым, просто намылив руку, стараюсь расстегнуть замочек нормальным способом и ненормальным при помощи ножа, ножом же пробую дурацкий браслет перепилить. И ни в какую! Черт! Черт! Он даже не поцарапался!
Спустя какое-то время я была вынуждена признать, что браслет, блин, хитрый, и снять его не получится. Ну, что ж… Признать свое поражение? Да ни за что в жизни! Поэтому после долгих метаний и беготни я решила запястье с непослушным браслетом забинтовать шелковой лентой, благо их теперь, стараниями Таммы, целый сундук. Проклятье! Демарш с маскировкой браслета точно не останется незамеченным. И с Кира станется устроить прилюдный скандал и все испортить. Поэтому я решила на всякий случай одеть жемчужно-белое платье с длиннющими рукавами, открывающими только кончики пальцев.
Чувствую, настроение оперативно улучшается. Вообще, здешняя мода как-то удивительно подняла мою самооценку. Или, может, это Тамма постаралась? Не знаю. Но раньше, в прежней моей жизни, я перед зеркалами особо не крутилась. Теперь же я временами замирала просто, поймав свой взгляд в отражении. И все спрашивала себя: это я? Присматривалась внимательнее: глаза карие, желтые почти, раскосые, точно мои. Меня за эти глаза Сашка Рыболов японкой обзывал. Дергал за маленький черный хвостик и говорил:
— Японка, а японка?
Я три дня терпела, а потом разбила ему нос до крови. А когда Сашка собрался пожаловаться воспитателю, поведала между делом, что один мальчик, давно, тоже все дергал меня за хвост, а потом мой папа японский император отрубил ему руки. Сашка возразил, что мой папа, мол, давно умер. А я сказала, что руки я и без папы отрубить могу, или ноги, или воды в кровать налить, так как отлично знаю, где собственно Сашкина кровать находится.
А Сашка все равно нажаловался, за что и был отлуплен Каем. Но за маленькие мои хвостики меня больше никто никогда не дергал. Да и маленькими хвостики оставались недолго. Потому что Кай пригрозил, что, если я еще раз волосы обстригу, он мне больше, чем Рыболову, всыплет. А Кая я почему-то слушалась, хотя и не боялась совсем.
